Тяжелые будни оракула

Он не потрудился поздороваться со мной либо с графом, как того требовал этикет, не говоря о том, чтобы представиться и назвать цель визита. Высокомерие и напыщенность Ранделла-старшего не знали границ. Он вел себя так, словно был принцем, а не простым бароном. До зуда в ладонях захотелось взять фолиант и поправить его воображаемую корону, с которой он не расставался, поди, даже во сне.

– Верно поняли, милорд, – ответила скороговоркой за родственничка.

Дабы пресечь малейшую возможность дальнейших переговоров, я порвала брачный договор на крохотные кусочки и театральным жестом подбросила в воздух. Желтоватые хлопья вмиг усеяли в комнате пол.

Ранделл-старший посмотрел на меня, точно на пустое место, взглядом спросил: «Кто дал мне слово?» – и снова обратился к графу:

– Вам следовало получше потрудиться над убеждением этой молодой и крайне невоспитанной особы, чтобы не тревожить попусту столь занятых людей, как я и мой сын. Согласно нашему соглашению, теперь вам следует действовать в соответствии с пятым пунктом, в противном случае я перейду к шестому, – пригрозил он и более мягко продолжил: – Пойдем, Оллан!

– Куда? – недоуменно спросил у него сын, поглядывавший все время на меня исподтишка, боясь открыто посмотреть в глаза. – Она мне нравится. Я готов на ней жениться.

По окончании фразы произошло то, чего я совсем не ожидала: несостоявшийся жених вытер хлюпающий нос рукавом дорогого сюртука, будто понятия не имел о существовании платка. От моего лица отлила кровь, глаза превратились в два круглых черных обсидиана.

«Безупречное воспитание?» – возмутилась про себя, вспомнив слова дядюшки, который в данную минуту имел бледный и крайне растерянный вид.

С Ранделлом-младшим было что-то не так. Горб не в счет. Дело в голосе. Он казался аномально высоким для его возраста. Подобным фальцетом разговаривают маленькие мальчики, но не молодые мужчины. Казалось, он отставал в развитии, вернее, застрял где-то на двенадцати-тринадцати годах. И этого ребенка пытались подсунуть мне в мужья? Что бы я делала с ним по вечерам? Играла бы в салочки или жмурки? Это не я, а они должны были заплатить мне невесть сколько, чтобы получить согласие на брак! Как бы состояния хватило!

– Ты прав, она ничего, – согласился Ранделл-старший и довольно ласково вымолил: – Но мы найдем тебе другую жену, более красивую и послушную. Пойдем, Оллан.

– Не хочу другую, хочу эту, – воспротивился горе-жених.

Тогда крупный мужчина взял сына за руку и буквально потащил к выходу. Прямо сцена из комедии. Только отчего-то хотелось выразить нуворишу сожаление и пожелать удачи.

– Ваша милость, постойте! – бросился вдогонку внезапно пришедший в себя родственничек. – Куда вы? Мы сейчас все решим. Моя племянница пошутила.

Дядя вел себя так, словно от него уплывала огромная рыбина или убегала курица с золотыми яйцами. Он в жизни не стал бы расшаркиваться, проглатывать оскорбления, мириться с проявлением неуважения, тем более искать хорошую партию для неугодной племянницы, если бы не личная выгода. Граф пытался позаботиться, только не обо мне, а о себе. Узнать бы еще, какова цена сделки!

– Я все сказал, – процедил барон сквозь зубы и хлопнул дверью прямо перед носом у лорда Айена, хотя он владел более высоким титулом.

В комнате воцарилась тишина. Я смотрела в спину бывшему опекуну, видела, как вздымаются при дыхании его плечи, и молилась высшим силам, чтобы он тоже поскорее покинул помещение. Но нет. Прошло полминуты… минута, а он продолжал неподвижно стоять. Затем дядя повернулся. Крайне медленно, каждое движение таило опасность. Его глаза были налиты кровью, прямо как у быка, лицо полыхало от гнева, крылья носа раздувались, будто парусина при попутном ветре. Я запаниковала, осознав, что попала в беду.

– Идиотка! – взревел он и угрожающе прошипел: – Ты хоть знаешь, каких трудов мне стоило уговорить Ранделла только рассмотреть твое имя в качестве потенциальной невестки?

Ответить ничего не успела. Мерзкий родственник вихрем подлетел ко мне и влепил увесистую пощечину. Я чудом устояла на ногах. Приложив ладонь к пылающей щеке, потрясенно уставилась в злющие черные глаза нежеланного гостя. Между нами всякое происходило, пока я жила в замке, что двенадцать лет был моим домом и в одночасье стал его. Дядя нередко оскорблял меня, морил голодом за непослушание, обращался со мной, словно с прислугой, но никогда не поднимал руку.

Я не успела опомниться, как он сомкнул пальцы на моей шее и начал душить. Перед внутренним взором резко возникли образы и с невероятной скоростью стали сменять друг друга, в ушах зазвучали различные голоса. За несколько секунд мне стало известно столько всего, что голова пошла кругом, в горле пересохло, в висках поселились молоточки.

– Знаю, – прохрипела сквозь силу. – Тридцати процентов от моего фонда.