Мы развернули наш павильон, и в мае 2010 года я была в числе миллионов людей со всего мира, побывавших на этой выставке. На павильоне США были представлены национальные экспонаты и рассказывалось о наиболее чтимых нами ценностях: настойчивости, инновационном подходе и своеобразии. Больше всего меня поразило то, что добровольными гидами выступали американские студенты. Они представляли все аспекты жизни американского народа и историю США, и все они говорили на китайском языке. Многие китайские посетители были поражены, услышав, что американцы с таким энтузиазмом говорят на китайском языке. Они останавливались, чтобы побеседовать, задавали вопросы, шутили, делились различными историями. Это в очередной раз напомнило, что для развития американо-китайских отношений личные контакты могут сделать столько же или даже больше, чем большинство дипломатических переговоров или заранее распланированных встреч на высшем уровне.
После моих бесед с Дай Бинго и Ян Цзечи в ходе поездки в феврале 2009 года у меня появилась возможность лично встретиться с председателем КНР Ху Цзиньтао и премьером Госсовета Вэнь Цзябао. Это была моя первая встреча, по крайней мере, из десятка встреч с ним на протяжении следующих лет. Высшие руководители Китая были менее раскованными и более «запрограммированными» в ходе состоявшихся бесед, чем Дай или Ян, общаться с ними было менее комфортно. Чем более высокое положение было у китайского руководителя, тем больше он ориентировался на предсказуемость, формальности и знаки уважения. Высшее руководство не хотело никаких сюрпризов. Значение имела лишь внешняя сторона. Со мной они были осторожны и вежливы, даже немного настороженны. Они изучали меня, как и я изучала их.
Ху Цзиньтао был любезен, выразив свою признательность за мое решение совершить визит в Китай непосредственно после вступления в должность госсекретаря. Он был самым могущественным человеком в Китае, но ему не хватало личного авторитета его предшественников, таких как Дэн Сяопин или Цзян Цзэминь. Ху Цзиньтао мне показался больше похожим на надменного и отстраненного председателя совета директоров, чем на генерального директора, держащего руку на пульсе своего предприятия и непосредственно управляющего им. Вопрос, насколько уверенно он контролировал разветвленные структуры коммунистической партии, оставался открытым, особенно в отношении военных.
«Дедушка Вэнь», как называли премьера Госсовета (второй по рангу руководитель страны), всячески старался представить себя на национальном и международном уровне в качестве добродушного, учтивого, мягкого человека. Однако в частных беседах он мог быть достаточно критичным и колким, особенно когда утверждал, что Соединенные Штаты несут ответственность за мировой финансовый кризис, или когда он отметал критику относительно политики Китая. Он никогда не проявлял агрессии, но был более резким и язвительным, чем представлял себя на публике.
В ходе моих первых встреч с этими руководителями я предложила перевести переговоры между США и Китаем в экономической области, начатые бывшим министром финансов Хэнком Полсоном, на стратегический уровень, а также существенно расширить круг обсуждаемых вопросов и привлечь к работе над ними новых экспертов и должностных лиц из состава правительств двух стран. Для Государственного департамента было не совсем уместным самочинно вклиниваться в переговоры или создавать престижный дискуссионный клуб. Я считала, что организованные на плановой основе переговоры, фактически на уровне руководящего комитета высокого уровня, смогут расширить наше сотрудничество в новых областях и обеспечить более доверительные и надежные отношения между нами. Политики с обеих сторон могли бы лучше узнать друг друга и наработать опыт совместной деятельности. Открытое обсуждение различных вопросов позволило бы снизить вероятность того, что какое-либо недоразумение приведет к эскалации напряженности. И было бы менее вероятно, что возможные разногласия разрушат все, что нам предстояло создать совместными усилиями.