Читаем Тяжелые звезды полностью

Впервые оказавшись в Великобритании в 1993 году в числе участников международной конференции, я с удовольствием принял предложение ее устроителей посетить лондонский Музей истории войн. Всегда важно узнать иную точку зрения, детали и нюансы незнакомой жизни. История войн — тоже история мира, и в летописи человечества вот эти железные коробки первобытных танков, вот эти полотнища старых боевых знамен значат ничуть не меньше, чем памятники архитектуры и живописи, чем нотные партитуры и славные книги прошлого. Любая война — это очень серьезное испытание для страны, для народа, участвующего в ней. И как всякое экстраординарное событие, требующее от людей крайнего, подчас даже нечеловеческого напряжения ума и физических сил, именно война раскрывает лучшие и худшие черты национального характера.

Мой поход в Музей истории войн был важен еще и потому, что, открывая для себя западное общество после нескольких десятилетий отчуждения, я пытался понять, насколько верны с точки зрения неподкупной истории наши взаимные представления друг о друге. И с удивлением отметил, что весь вклад СССР в победу над гитлеровской Германией в годы Второй Мировой войны отмечен в этом музее всего лишь двумя экспонатами: погоном с плеча маршала Жукова и крошечной — буквально 12 на 18 сантиметров — фотографией Сталина. И больше ничего!.. При этом не меньшее впечатление произвела на меня экспозиция, имитирующая окопы времен Первой Мировой войны. Нет, достоверными в ней были не только мельчайшие детали этой окопной жизни среди разбитых блиндажей и колючих валов проволоки Бруно, но — странно сказать — даже воздух войны, нагнетаемый в музейный зал невидимыми устройствами, был наполнен безотчетной тревогой, запахами жженого пороха и разложением человеческих тел. Это был знакомый запах войны — отчетливый и всепроникающий.

Замысел этой художественной инсталляции следовало понимать и так: независимо от целей, ради которых предпринята любая война — пот, кровь и окопная грязь всегда будут оставаться ее неизменными спутниками. Сколько бы веков ни минуло и каким бы высокоточным ни называли мы свое нынешнее оружие, человеческая природа, как и прежде, соткана из грубых охотничьих инстинктов и наших первобытных представлений о слабости и силе соперника.

Война в Чечне, как и любая другая война, просто высветила все лучшее и худшее, что в нас было. И как это ни горько признавать, но самым серьезным человеческим пороком, способным разложить самую крепкую воинскую часть, по-прежнему остается пьянство. Неважно, что выпивку объясняли то желанием расслабиться, то желанием воодушевиться перед боем — эту нашу национальную черту приходится учитывать любому русскому командиру: и взводному, и полковому.

Сам я нормально отношусь к алкоголю. Люблю вино, люблю посидеть с семьей за одним столом. Это нормально. Другое дело, если человек путает выпивку с работой. Таких в кругу моих друзей нет и не будет. Может, оттого, что не видел я в детстве примеров разгульной жизни: жили небогато, никто не шиковал. Даже если и выпивал отец, я не припомню, чтобы он терял голову.

Но, к сожалению, всему миру известны наши нетленные афоризмы: «Вагон водки продать, а эти деньги пропить», «Заработаем полтину, рубль пропьем»… Вернувшийся с Отечественной войны отец, бывало, рассказывал фронтовые истории, в которых наши солдаты и офицеры живописались, прямо сказать, не самыми светлыми красками. На военной службе в советские времена я не сталкивался с подобными фактами и, дожив до генеральских погон, не мог поверить, что среди нас возможны такие вещи, как мародерство или убийство ни в чем не повинного человека.

После взятия Берлина, — вспоминал отец, — компания наших офицеров устроила попойку на квартире, хозяйкой которой была немка. Допились буквально до скотского состояния. Чего уж они вытворяли — неизвестно, но в конце концов даже немка, собрав остатки мужества, крикнула им в лицо по-немецки: «Русские свиньи!» Не исключаю, что эта фраза как раз очень точно характеризовала состояние, в котором находились упоминавшиеся отцом офицеры, но конец у этой истории был печальным. Оскорбленный капитан или майор не спустил обиду. Достал пистолет и на правах победителя без лишних слов расстрелял беззащитную женщину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес