Тяжелые звезды

Я хорошо помнил, как это все начиналось в 1991 году. И эту гордую осанку самого Джохара Дудаева, и высокомерный взгляд, и эти его, намеренно копирующие Саддама Хусейна, жесты рук, которые, по мнению их владельца, должны были придать особый вес словам, произносимым безапелляционным, отвергающим любые сомнения тоном: «Мы это все уничтожим… Мы это все уберем… Этого мы не допустим…» В большей степени это была игра на окружение, чтобы и сомнений не оставалось в том, что именно Джохар Мусаевич является твердым, уверенным в себе национальным лидером, который может себе позволить роскошь разговаривать с серьезными представителями федеральных структур в ультимативном тоне.

Не все обстоятельства, приведшие к власти Джохара Дудаева, мне известны, но наше с ним общение на официальном уровне, дважды состоявшееся в 1991 году, не раз наводило меня на мысль, что новый руководитель Чечни далек от реальности и не конструктивен в принципе. Невозможно было поверить в то, что еще совсем недавно Родина доверяла ему командование целой авиадивизией тяжелых бомбардировщиков. Делать выводы стоило, еще когда действующий генерал-майор Джохар Дудаев написал письмо министру обороны СССР маршалу Д. Т. Язову, в котором совершенно серьезно просил Дмитрия Тимофеевича сформировать чеченские вооруженные силы и выделить им технику и оружие. Маршал продиктовал исчерпывающий ответ. В нем искреннее недоумение министра: «Вы же — советский генерал… Вы что, не понимаете?..»

Один из знакомых мне по Академии Генштаба офицеров, который хорошо знал Дудаева в его бытность курсантом Тамбовского летного училища, а потом — по совместной службе и офицерскому общежитию, так рассказывал мне о нем: «Ты знаешь, он всегда был одержим идеей особой чистоты своей нации. Все время цитировал некоего Зелимхана. И более того, совершенно серьезно убеждал нас в том, что, если бы посчастливилось чеченцам жить на отдельном острове и при этом полностью исключить контакты с внешним миром, они смогли бы стать образцовым народом планеты, абсолютно чистой нацией…»

Думаю, что те люди, которые относились к идеям молодого лейтенанта Д. Дудаева с добродушной товарищеской усмешкой, и предположить не могли, какой кровью обернутся впоследствии вот такие идеи.

Конечно, это был честолюбивый и по-своему одаренный человек. Самоучка в политике, он знал, что отсутствие опыта на этом поприще легко компенсируется генеральским авторитетом, высокими наградами и боевым опытом, что немаловажно на Кавказе. А также уникальностью его собственной судьбы, позволившей, вопреки репрессиям по отношению к его народу, выучиться и состояться на службе. Военных вождей такого калибра в бурлящей Чечне еще не было. Для того, чтобы вождь был востребован временем, идеальной казалась такая ситуация, когда вся республика превращалась в военный лагерь и начинала поиск командира, которому можно было бы подчиниться, не ущемив собственное самолюбие. Священное слово «генерал» как нельзя лучше подходило для этих целей. Во-первых, оно избавляло от конкурентной борьбы, во-вторых, звучало в кавказской среде куда убедительнее, чем звания «политик», «хозяйственник», «гуманитарий», в-третьих, вызывало у чеченцев справедливое чувство гордости за соплеменника, сумевшего дослужиться до комдива.

Таковы особенности характера чеченского народа, для которого вопрос лидерства имеет очень большое значение. Чуть позже, в апреле 1993 года, когда в Моздоке я встретился с руководителем признанной в Москве антидудаевской оппозиции Автурхановым, я у него поинтересовался, а кого, собственно, видит он национальным лидером в противовес Дудаеву? Хотелось понять, каков должен быть человек, чтобы он психологически был воспринят самим чеченским народом. Чтобы его деловые и человеческие качества отвечали и существующим традициям, и самым потаенным мечтам. Весьма схематичный портрет такого будущего лидера был нужен мне, чтобы под него скорректировать действия отдельных специалистов, которые уже помогали оппозиции, и всех внутренних войск — на тот случай, если бы было принято решение действовать более масштабно.

Интересной мне показалась реакция Автурханова на мой вопрос. Вначале он выдержал довольно длительную паузу, секунд 15–20, отчего я чуть было не подумал, что он не понял смысл моего вопроса. Но он отлично понял и ответил мне искренне, заставив еще не раз впоследствии вспоминать эти слова. «Понимаете, — ответил он, внимательно взглянув мне в глаза, — каждый чеченец видит себя первым лицом!..»

Вот эта особенность — «каждый чеченец видит себя первым лицом» — учитывалась мной не раз и позволяла объективно взглянуть на многие процессы, которые касались персоналий чеченской политики: и сепаратистов, и борцов с сепаратизмом, и «независимых» искателей приключений.

Этот фактор действует и сегодня, определяя лицо новой чеченской администрации: все раздраи и примирения, видимые и тайные поступки, пристрастия и неприятия…