Тяжелый дивизион

Опушки леса походили на заросли осеннего высохшего бурьяна, по которому воинственной стаей прошли ребятишки с деревянными мечами. Деревья-инвалиды стояли над упавшими деревьями-мертвецами. Дороги были изрыты чашами снарядных ям. Окопы кротовыми и барсучьими норами сложной системой ходов изрезали землю. В окопах за деревней было пусто.

Андрей и Горелов поднялись на руках на бруствер и разом выпрыгнули на западную сторону траншеи. На большом пространстве редкими живыми точками ползали люди. Среди разбитой артиллерией проволоки они походили на осенних мух, которые легкомысленно не замечают паучьих сооружений. Отважная, все преодолевающая походная кухня, западая колесами в провалы воронок, перебиралась напрямик, вразрез покинутым неприятелем боевым линиям.

Никак нельзя было поверить, что это — поле сражения, место еще не решенного боя. Кругом было тихо, только за поднимающимся впереди лесом состязались минометы, траншейные пушки и пулеметы.

Спотыкаясь о рваные завитки проволоки, добрались до первой германской линии. Нелегко было даже догадаться о том, что еще три дня назад проходил здесь ровно, как выведенный на кальке, аккуратный окоп. Снарядами вспахана была широкая полоса. Земля была взбита, как пыль на многоколейной дороге среди засушливых полей. Казалось, ее старательно просеяли и уже потом неровно, кучами разбросали по полю.

Ямы помельче, поаккуратнее — это воронки, ямы глубокие, неровные — это остатки окопа или следы мин. Бруствер, доски, крепившие стены, пластины бетона — все это торчало теперь из земли кусками и щепой. Иногда в глубине узкой щели подозрительно торчал кусок еще ровного, гладкого бетона. Можно было заподозрить, что здесь когда-то было пулеметное гнездо.

В более глубоких щелях группами сидели солдаты. Нельзя было определить, что это за части и с какой целью они засели в этих остатках траншеи. Кое-кто копался в земле, по-видимому что-то выискивая. Человек пять лопатами раскапывали разбитый и засыпанный землей склад или кладовую.

Вторая линия шла по окраине леса. Она и после бомбардировки сохранила свой общий контур, часть блиндажей и многие бетонированные казематы.

Эта линия была наполнена русской пехотой.

Солдаты лениво перекраивали окоп, насыпали бруствер на тыловой его стороне, прорезывали бойницы и обкладывали их земляными мешками.

— Где начальник участка? — спросил Горелов солдата, который стоял, опершись на лопату, мечтательно устремив взор в поле.

Одной рукой солдат зажал клочковатую бороду. Осмотрел офицера с ног до головы и, как будто не слыша вопроса, отвернулся и пошел по траншее.

— Животное! — проскрипел Горелов.

В амбразуре, которая когда-то, видимо, служила выходом в глубокий ход сообщения, на деревянном ящике с надписью «Conserven» сидел прапорщик с усталым, невыспавшимся лицом.

На груди его под желто-черной дорожкой георгиевской ленты белел серебряный крест с веточкой.

— Скажите, прапорщик, где начальник участка? — спросил Горелов.

— Черт его знает, — отрезал, не вставая, офицер. — Мы только что пришли.

— Какой вы дивизии?

— Мы не знаем, какого мы корпуса, какой армии, не только дивизии, — продолжая сидеть, буркнул прапорщик. — Здесь не боевая линия, а бедлам.

— Чего вы злитесь? — спросил Горелов.

— Потому что не понимаю, зачем нас сюда затащили. Какого черта мы здесь будем делать.

— Вы напали на нас, как будто мы во всем виноваты, — засмеялся наконец Горелов. — В чем дело?

— Вы видели этот сброд? — показал прапорщик рукой в окоп. — Тут же всякой твари по паре. А нас смешали с пехотой по приказу какого-то комиссара… какие к черту комиссары? Какой чин у этого комиссара, вы не знаете?

— Ах да, ведь вы сапер, — рассмотрел наконец Горелов серебряный погон офицера. — Так вы что — здесь укрепляете окопы?

— Ничего мы не укрепляем. На черта его укреплять. Тут же впереди Ново-Спасский лес, и он занят. Бабы там, правда, но все равно. Тем более раз бабы. На черта же нас сюда пихнули? Какой-то комиссар в автомобиле собирал людей по дорогам. Кричит: сейчас все должны идти в атаку. На грузовиках везли сюда. Сволочи! Согнали пехоты чуть ли не десять корпусов, а когда надо наступать, так народ по человеку собирают по дорогам. А может, я и винтовкой-то не владею.

— Н-да, — сказал Горелов, — понимаю ваше негодование. Действительно, вас используют не по назначению.

— Ну конечно же, — обрадовался прапорщик.

— Вам бы в тылу клозеты строить.

Прапорщик смотрел недоуменно.

— Пойдем, — сказал Горелов. Что солдаты, что командиры — один черт.

Он вышагивал теперь по окопу с вытянувшимся от злости и без того острым носом. Идя, он толкал солдат, никому не уступал дорогу. Казалось, он ищет ссоры с кем угодно, какой угодно ценой, чтобы разрядить свое личное настроение, ненавидит даже проволоку и щепы, которые попадаются под ногами…

Окоп сделал поворот и широкой дугой пошел к опушке леса.

В воздухе звенящим следом пронеслась шрапнель.

Андрей остановился.

— Немцы, — сказал он.