Тяжелый дивизион

Барон перехватил Зою у какого-то подпоручика и увлек ее наверх, в мезонин, где были расположены комнаты адъютантов и штабных офицеров.

Зоя появилась в зале только перед отъездом.

На обратном пути барон опять не обращал внимания на Зою и говорил только с Татьяной. Его рука несколько раз находила пальцы Татьяны. Татьяна медленно уводила руку, стараясь не оскорбить собеседника. На ухабах он поддерживал ее за талию, и его рука вздрагивала...

В Лужках, еще перед крыльцом, Лидия подошла к Зое и Татьяне и сказала:

— На днях у нас будут гости. Много народу. Мы чествуем княжну. Только это секрет. Приедут мои приятели-артиллеристы, они приведут лошадей, и мы устроим верховую поездку... на всю ночь... Скоро будет осень, а теперь еще хорошо ночами в лесу. Надо пользоваться.

— Какие артиллеристы? — спросила вдруг Татьяна.

— Здесь близко стоит парк... Адъютант дивизиона и его друг бывают у нас.

Татьяна пошла по скрипучим замшелым ступеням.

Зоя застала ее в слезах.

— Ты что?

— Андрей... Он ведь адъютант.

— Ну так радуйся. Увидишь его, и без хлопот. Он тебя узнает. Будет так интересно. Прямо как в романе. Все будут страшно рады. — Зоя отодвинулась от Татьяны и вдруг сообразила: — Ты боишься, что он связан с Лидией?

Татьяна отвернулась.

— Ты не бойся, моя девочка, — сказала Зоя ласково, привлекая к себе Татьяну. — Я это мигом выясню. Только я тебе скажу — я бы на нее и не посмотрела. Ну какое же сравнение: ты и Лидка. Я бы на твоем месте в одну секунду отбила!

— Отбить? — уронила Татьяна. Ей стало очень жаль себя. А навстречу жалости из глубины поднималась оскорбленная гордость.

Весь день именин княжны госпиталь суетился, как перед большим сражением. Солдаты-санитары, позабыв раненых в палатах, проветривали парадные комнаты, скребли полы в коридорах, намывали окна, посыпали песком дорожки перед крыльцом.

Татьяна не покидала комнату и не находила места в ней. Она несколько раз брала книгу и сейчас же закрывала ее. Она трижды перечесывалась перед зеркалом и, совсем потеряв волю над собой, пошла по палатам, которые большей частью размещались в постройках и даже в больших шатровых палатках, бок о бок с барским домом.

Зоя напевала украинские песни. Это свидетельствовало о том, что она занята какой-то неотвязной мыслью.

Гости начали собираться, когда уже было темно. Верховые вброд пересекали бурливую речонку и подъезжали прямо к крыльцу. Коляски подходили со стороны поля.

Татьяна, погасив огонь, смотрела в окно.

В темноте двора копошились какие-то фигуры. Шпоры взбегали на крыльцо. Вспыхивали огоньки папирос. Ординарцы рысью уводили лошадей.

Зоя ворвалась свежим душистым ветерком. Во тьме не было видно ее лица.

— Идем, идем, Таня. С Лидой какой-то артиллерист с аксельбантами. Посмотри, он или нет...

— Не выйду, — окаменела Татьяна. — Не надо, Зоечка!

— Чудачка, что же мучиться? С веранды через окно все видно. Взглянешь и убежишь.

Татьяна, борясь с собой, вышла в коридор.

Спиной к окну, опершись ладонями на подоконник, стоял офицер-артиллерист. Рядом, подняв лицо к нему, что-то говорила Лидия. Большая пальма скрывала их от взоров других гостей и сестер, и Лидия незаметно гладила руку офицера.

Да, это был он, Андрей... Он обернулся к Лидии. Это его серые, всегда бегающие мягкие глаза. Волосы уже отросли и вьются, его широкие плечи, его привычка кривить губы, и рука за поясом...

Зоя ждала...

— Он... — просто, с неожиданным для себя самой внешним спокойствием сказала Татьяна и, опустив голову, пошла обратно в темный коридор и дальше, к своей комнате.

Затихшая Зоя шла позади.

— Не стоит он тебя, Танечка, — сказала она уже в комнате.

— Нет, что же. Он никогда, в сущности, и не любил меня, — устало сказала Татьяна. — Все это так просто.

Она интересная... — Татьяна зажгла свет, сняла косынку и села в рваное низкое кресло, развернув книгу в руках.

— Ты что же, не выйдешь? — в нерешительности остановилась перед ней Зоя.

— Нет, я не выйду. Никто не заметит. А если кто спросит, скажи — разболелась голова.

Оставшись одна, Татьяна закрыла книгу, опять погасила огонь и осталась в темноте. Лужки теперь казались ей ловушкой, в которую она попала нечаянно, как птичка, никогда не видевшая силка. Лучше было бы быть далеко-далеко. Кто-то мог послать ее в Сибирь. Это было бы самое лучшее. Раненые всюду те же. А Андрея не было бы, и мысль о нем была бы такою же, как в гимназии, когда думалось обо всем легко, а детская любовь была похожа на ожидание чего-то хорошего, неизвестного, неожиданно яркого.

В коридоре было тихо, только где-то далеко гудели голоса и звенела посуда.

Ночью отъезжали верховые и коляски. Зоя свалилась от усталости и сразу заснула. Небо уже серело над парком. Совсем на рассвете, осматриваясь и обеими руками подбирая длинное платье, пробежала вдоль стены к заднему крыльцу Лидия.