Тяжелый хлеб

Сусликов вскочил на ноги и в тот же миг почувствовал на своем вороте руку Авдюхина.

-- В шею! Вон! Чтобы к вечеру! -- орал вслед исправник, топая ногами.

VI.

Сусликов очутился на грязной улице с бумагами в руках, и мужество сразу покинуло его. По лицу его потекли слезы, жгучая тоскливая боль сжала его сердце.

Господи, что теперь делать! Исправник словно сбесился. Он наверное прогонит его из города, а куда деться? Да еще с больной Ольгою... Он взмахнул в отчаянье руками и поплелся к доктору.

Доктор завтракал. Он подвязал себе под шею салфетку, нагнул голову над тарелкой и громко чавкал, когда в комнату вошел Сусликов.

Увидев его, доктор что-то промычал, тряся головою и махая руками, и начал усиленно жевать, стараясь освободить набитый рот. От этих усилий у него выступил на лице пот, а на лбу налились жилы. Наконец, он проглотил кусок и заговорил:

-- Пришел? Ну, и отлично! Я тебе лекарства приготовил: будешь жене давать! Красивая шельма! -- его глаза на миг прищурились: -- чего стоишь, садись! Будем завтракать, выпьем. Да что с тобою? -- вдруг спросил он, перебивая свою речь.

Сусликов безнадежно махнул рукою.

-- Шабаш! -- проговорил он.

-- Что шабаш? Хуже жене? Дома был что ли?

-- Крышка! -- сказал Сусликов.

Доктор отложил ножик с вилкою и устремил на него недоумевающий взгляд.

-- Скажешь ты, наконец, в чем дело, или нет?

Сусликов поднял голову и с отчаянием произнес:

-- А то, что исправник затопал на меня, облаял всячески, а когда я про вас сказал -- велел в шею вытолкать, да вместо представления сегодня же город оставить! Вот что! Крышка теперь. Жена, я, Антон, кошка -- всем издыхать!

Доктор откинулся и хлопнул себя рукою по лбу.

-- Ах, я телятина! -- воскликнул он: -- да ведь это так и должно было быть, голубчик! Он тебя сам-то не съездил? Удивительно! Ведь он мог избить тебя, как каналью; ах, я телятина!

Он встал и прошелся по комнате.

-- С чего же вы не сказали, что он дерется? -- произнес обидчиво Сусликов.

-- Ах, ты! Да про что же я-то? Я все время это в голове имел. А тут ты, да жена твоя, да болезнь, ну -- и забыл! -- доктор развел руками.

-- Видишь, этот боров злится на меня, обругал я его как-то. Он и свирепеет. Имени моего слышать не может. А я и забыл сказать тебе. Так-то. Да ты не бойся! Я поправлю. Я тебе устрою.

Сусликов стоял у двери, прислонясь спиною к притолоке, и охватившее его уныние сменялось злобою... Мелет этот доктор, мелет, а о деле -- ничего. Так, пустой какой-то!..

-- Доктор, -- сказал он дрогнувшим голосом; -- будьте милостивы! Помогите!

-- Помогу, друг любезный, не хлопочи, а теперь выпей! Выпей для храбрости. Ну, садись...

Сусликов сел и подставил рюмку.

Доктор налил водки, чокнулся и сказал:

-- Что тебя не вышлет он -- это, как Бог свят! Не посмеет! Я на него казначейшу натравлю, да Селиванову. Не бойся!

Сусликов слушал его молча и пил. Долгий опыт горькой бродячей жизни показал ему, как дешевы ласковые слова и дорога ласка. Все мысли его теперь сосредоточивались на больной Ольге.

Как он увезет ее, больную, непокрытую, в такую погоду?..

-- Пей, я тебе все устрою!

Доктор наливал и чокался с ним. Он был рад, что нашел развлечение в своей монотонной жизни и не отпускал Сусликова. Сусликов сидел и томился. Время шло. Наконец, он решительно поднялся со стула.

-- Лекарства-то сделали?

-- Вот тебе и лекарство, -- уже заплетающимся языком говорил доктор, давая ему порошки и пузырек с микстурою: -- порошки эти дашь и микстуру тоже, а через час снова. Она, брат встанет: не бойся! Я тебе это верно. И дело поправим! Ты не робей! -- он засмеялся своим хихикающим смехом и хлопнул Сусликова по плечу.

Сусликов поспешно пошел домой и на дворе опять встретил Никиту с толстой палкою в руке. Его глупое лицо на этот раз приветливо улыбалось.

-- Чего это ты за мною, словно за вором, с дубиною? -- угрюмо спросил его Сусликов. Никита улыбнулся во весь рот.

-- Не бойся! Этто я для блезиру только: хозяин велит. А я вам -- вот! -- и Никита восторженно ударил себя ладонью в грудь. На Сусликова пахнуло водкою. "Пьян, верно; и Антон тоже", -- подумал он и торопливо поднялся по скрипучей лестнице. Его предположение оказалось верным.

Еще за дверью он услышал громкий, бессмысленный смех Антона, а когда вошел в комнату, то увидел, как он, связав кошке две лапы, дразнил ее куском мяса. Пьяный смех его раздавался на всю комнату; кошка билась и, волоча свои связанные ноги, громко мяукала, а Ольга лежала совершенно обессиленная, с крупными каплями пота на изнеможенном лице и при входе Сусликова, застонала.

Сусликов быстро подошел к кошке, развязал ее лапы и резко оттолкнул в сторону пьяного Антона. Антон отшатнулся, потом выпрямился и с мрачным лицом отошел в угол и сел на табурет.

Сусликов снял пальто и подошел к Ольге. Она приветливо улыбнулась ему.

-- Ну, как тебе? Лучше? -- спросил он, нежно кладя на ее лоб свою грубую руку.

-- Лучше! -- ответила она слабым голосом: -- голову, разламывает только: -- смерть. А тут они! Пьянство!