Тяжелый круг

В рядах чопорно сидящих покупателей происходит движение, поднимается вверх табличка — французский конопромышленник набавил цену.

— Итак, нашелся человек, знающий толк в лошадях! Цена — три тысячи триста долларов. Р-раз!.. Кто больше? Всего три тысячи триста. Два! Эх и пожалеет кто-то, что почти за бесценок упустил такую лошадь!

— Три тысячи семьсот! — эту цену дает голландец.

— Три тысячи семьсот, р-раз! Три тысячи семьсот, два!.. Господа, лошадь готовится ехать в Голландию. Неужели вам не жалко, мсье, — аукционер почтительно поклонился в сторону француза, — выпустить из рук такого коня? Сух, породен…

— Четыре!

— Так я и думал! Четыре тысячи долларов, р-раз! Четыре тысячи — два! Четыре тысячи долларов — три! Лошадь за вами, мсье, поздравляю с удачной покупкой! — Сказав это, аукционатор объявил болельщикам в микрофон: — Чистокровный арабский жеребец Аметист продан во Францию за четыре тысячи долларов.

Конюхи выводили новую лошадь, и только тут Анна Павловна постигла, что происходит на ее глазах:

— Позвольте?.. Это что же: четыре тысячи долларов за одну лошадь? Это же дороже легковушки!

Кто-то из рядом стоящих незнакомых людей снисходительно засмеялся, Саша оттер плечом зубоскала и с явным удовольствием стал объяснять:

— На Терском заводе сейчас самая богатая в мире коллекция арабских скакунов. А что такое чистокровный арабчонок, вы знаете — от него производятся все лучшие современные конские породы. Арабская лошадка очень характерна, смотрите: легкая, но широкая во лбу голова, большие глаза, изогнутая шея.

— Закрывай ликбез! — шикнул кто-то на Сашу. Он не успел дать отповедь грубияну, потому что тут заволновались сразу все: и торговцы, и зрители.

— Салон! — это слово никто не произнес, оно вздохом прокатилось по толпе, а затем рявкнули радиодинамики:

— Самая лучшая лошадь нынешнего аукциона!

Пока читался лот, конюхи держали Салона под уздцы. В покое жеребец выглядел для непосвященного человека весьма даже заурядным. Анна Павловна, не боясь шокировать публику, недоумевала:

— И чего в нем «лучшего», будто спит?

Саша ответить ей не успел, она сама поняла, как только увидела лошадь в движении.

Конюхи гоняли Салона на корде по кругу; он, с горящими глазами, с ушами-ножницами, с султаном хвоста, с воистину лебединой шеей, не скакал, но летел по воздуху, касание ног о землю скрадывалось совершенно, так и казалось, что сейчас полыхнет из его ноздрей огонь. И, чувствовалось, Салон знает себе цену: проходя мимо крытых трибун, он сворачивал голову на покупателей, словно бы сам выбирал себе будущего хозяина.

Все так залюбовались Салоном, что словно бы забыли на миг, где находятся. Среднеазиат в расшитой тюбетейке и кавказец в большой кепке, пожилой цыган с дерзким взглядом блестящих черных глаз и конмальчик, мысленно гарцующий на Салоне, всему наивно удивляющаяся Анна Павловна и критически оценивающий манеры аукционатора Саня Касьянов — каждый из сотен собравшихся, любуясь породной лошадью, совершенно отключался от будничной жизни, в душе оживало нечто непосредственно-детское, рождалась чистая, незамутненная радость.

Торговля велась долго и яростно: очень хотели владеть Салоном конники Италии, Японии, США, ФРГ. Наконец одолел всех Вальдемар Цайтельхак из Федеративной Республики Германии — он отвалил за коня пятнадцать тысяч долларов.

После этого торг пошел вялый: выводились лошади ахалтекинской, кабардинской, терской и венгерской пород. Цены на них были несравненно ниже, а иных никто покупать не хотел вовсе, и их, сконфуженных, конюхи отводили в стойла. Анна Павловна подметила, что Саня, Саша, Нарс и Олег совершенно забыли про них с Виолеттой, и обратилась к Николаеву:

— Олег, а вам приходилось ездить верхом на таких дорогих лошадях?

Олег ответил очень хорошо, без намека на снисходительность:

— Мы все имеем дело с самыми резвыми в мире лошадьми — чистокровными верховыми, англичане называют их «выведенными в совершенстве». Так вот те лошади уже в момент своего рождения оценены в полторы тысячи рублей. Представляете себе, какова их цена, когда они вырастут да рекорды поставят?

— Какая же?

— За самую лучшую лошадь Советского Союза — Анилина, например, иностранцы предлагали нам миллион!

— Ну, это я даже и представить себе не пытаюсь. Но погодите, я не могу что-то взять в толк. «Чистокровная арабская…» Теперь вы говорите — «чистокровная верховая». А арабская, что ли, не верховая, или как?

Она расспрашивала рассеянно, думая о чем-то своем, глаза ее бегали напряженно, пока она машинально повторяла:

— Замечательно! Замечательно! Кто бы мог подумать! В глуши, в каких-то сельских конюшнях такие сокровища. Такими деньжищами ворочают!

Виолетта, сама не зная почему, почувствовала неловкость за мать, казалось, что и ребята смотрят на нее несколько странно.

Анна Павловна между тем продолжала:

— Да и вы вот, мальчишки, в сущности, а тоже, поди, выигрыши-то от вас зависят, а? В тотализаторе-то?

— Нас это не касаемо, — ответил за всех Нарс. — Если приз выиграешь, так эти деньги всему заводу идут, тренерскому отделению нашему.