Глава 40
Виллануэва, словно петух на насесте, сидел на своем стуле и вытирал губы от соуса только что съеденной пиццы, когда к больнице подъехала машина «скорой помощи» с пострадавшим – мужчиной с отрезанными ушами. Больной выкрикивал ругательства и угрозы, голова его была обмотана пропитанным кровью бинтом. Ремнями он был зафиксирован к носилкам.
– Отпустите меня, сволочи! Мне надо положить уши туда, где они будут слышать голоса. Их нельзя отнимать, голоса. Они же не будут их слышать. – Один из парамедиков нес маленький портативный холодильник. Гато решил, что уши, наверное, лежат там.
Он достал из коробки следующий треугольник пиццы и сунул его себе в рот почти целиком.
– В седьмой, везите его в седьмой, – скомандовал он, не успев проглотить пиццу. Его отделение – это сущий магнит, притягивавший пьяниц, маньяков, сумасшедших, которые, когда им в кровь разбивали головы, начинали нести всякую чушь, из-за чего приходилось их фиксировать, вводить нейролептики и еще Бог знает что. Однажды, еще будучи резидентом, Виллануэва столкнулся с каким-то пьяным с раной на голове, который кричал, что убьет врача, если тот посмеет зашить рану, из которой хлестала кровь. Джордж тогда отложил в сторону приготовленный шприц с лидокаином, которым собрался обезболить кожу вокруг раны, прежде чем сшить ее ниткой, и заменил иглодержатель на степлер. Он вызвал двоих санитаров, и они держали извивавшегося от боли алкаша, пока Виллануэва не наложил ему три скобки – не сказать, что шов выглядел очень элегантно. После операции пациент без звука покинул отделение.
А этот пациент без ушей и с головой, обмотанной окровавленной марлей, очевидно, страдал какой-то манией, но Виллануэва не понимал, о чем говорит этот человек. Положить уши на место? Но если он не хочет, чтобы уши пришили к голове, то куда же он хочет их деть?
Подошел студент. Парамедик сказал, что они не знают фамилии больного, но тот, кто вызывал 911 из галереи, сообщил, что это знаменитый художник Малхус.
– Вы не скажете, как ваша фамилия, сэр? – спросил Виллануэва.
– Отвяжись. Скажи лучше, как твоя фамилия, чтобы я мог вставить и ее в судебный иск. – Малхус хорошо слышал, несмотря на то что уши его были отрезаны, а голова плотно забинтована.
– Моя фамилия Виллануэва. – Большой Кот соскользнул со стула и склонился к больному: – По слогам: ВИЛ-ЛА-НУ-Э-ВА. Хочешь подавать в суд, начни с меня.
– Виллануэва, выпусти меня отсюда! – Больной попытался вырваться из ремней, которыми был пристегнут к носилкам.
Один из парамедиков осторожно потрогал свой нос, кончик которого заметно отклонился вправо. Под ноздрями запеклась кровь.
– Кулаком? – спросил Виллануэва.
– Нет, локтем.
Виллануэва сочувственно похлопал парня по плечу.
– Может, сделаешь рентген?
В комнату вошел Смайт.
– Узнаю этого человека, – сказал он с резким британским акцентом.
– Вы очень вовремя вышли из клозета, – поддел его Виллануэва.
– Нет…
– Это ваш дружок по Оксфорду?
– Нет…
– Как насчет?..
– Оставьте ваши шутки, Виллануэва, этого показывали на большом обходе. Это больной с приобретенной однобокой гениальностью. Художники носят его на руках. Он замечательно изображает уши.
– Мне кажется, он зашел слишком далеко в своем искусстве… Ладно, мистер Малхус, что будем делать дальше?
– Отлипни, толстяк. Ты не имеешь права держать меня здесь против моей воли.
– Или мы держим тебя, или тебя будут держать в кутузке округа. Ты покалечил врача и представляешь опасность для себя и окружающих.
– Это правда. – Больной еще раз попытался высвободиться, но безуспешно. Тяжело дыша, он откинул окровавленную голову на носилки.
В бокс вошла женщина с мертвенно-бледным лицом. На вид ей можно было дать около тридцати. Она была красива и стильно одета.
– С мистером Малхусом все будет хорошо? – спросила она.
– Все будет просто замечательно. Вы – его дочь?
– Нет, я пред… я его представитель в галерее.
– Может быть, после того как вы с ним поговорите, он позволит нам пришить на место свои уши?
От упоминания об ушах женщина сильно вздрогнула.
– Ему повезло. Уши в основном состоят из хряща, и они очень устойчивы. В них очень медленный обмен веществ. Кроме того, они лежат в холодном физиологическом растворе. Это еще лучше. Даже отрезанный палец можно хранить двенадцать часов. В Анкоридже, на Аляске, одна девица отрезала своему дружку член и спустила в унитаз. Это было вечером в субботу. Утром в воскресенье эту принадлежность обнаружил рабочий на очистной станции. Теперь мужчина снова в своем первозданном виде и в полном составе. Хотел сказать, что он снова готов к действию, но думаю, что это было бы преувеличением.
Женщина натянуто улыбнулась. Бледность ее приобрела зеленовато-пепельный оттенок. Вряд ли увидишь такой в какой-нибудь картинной галерее.
В течение пары часов история Малхуса – как и всякая хорошая история – облетела всю больницу. Ее передавали из уст в уста, и она, как прилипчивая инфекция, разошлась от отделения неотложной помощи концентрическими кругами по всем этажам Челси.
– Вы слышали о художнике, одержимом ушами?