Читаем Тяжелым путем полностью

— Катя, a Катя, где же она, однако? — невольно пронеслось в голове Ии, уже безо всякого удовольствия кружившейся теперь по зале с рыжим князьком, поминутно сталкивающимся с другими танцующими парами и наступающим на ноги своей дамы.

Сегодня, перед вечером, ей удалось только мельком увидеть Катю, когда та прибежала показаться ей за пять минут до начала бала в их «детскую». Теперь же, попав сразу в шумную атмосферу бала, и отдавшись так неожиданно нахлынувшей на нее волне непривычной маскарадной суеты и веселья, молодая девушка на миг позабыла о младшей сестре.

— Непростительная оплошность! Где же она, однако? — тревожно ища глазами по зале нарядного пестрого мотылька и все сильней волнуясь, думала Ия.

— Довольно, довольно, благодарю вас, князь! — обратилась она к своему кавалеру, потеряв окончательно всякое желание продолжать танцы.

— Ну вот, уж и довольно, экая вы, право! A я только что разошелся, признаться сказать. Кажется, не очень ваши ноги пострадали? Нетти, та со мной ни за что не пойдет и все её кисейные барышни-подруги тоже, — своим грубоватым тоном бросал Леонид, — иначе, как слоном, они меня и не называют.

— Мерси, мерси, я не могу больше! — энергично приняв руку у своего кавалера, Ия выскользнула из круга танцующих. Теперь она порхнула по зале, ловко лавируя среди вальсирующих пар.

Маленькая маркиза с задорными мушками на щеке и подбородке, под руку со средневековым рыцарем внезапно заступила ей дорогу.

— Наконец-то ты вышла из твоего монастыря, прелестная отшельница, — слегка ударяя Ию веером по плечу, насмешливо произнесла она, наклоняя лукавым движением на бок свою пудреную головку, — и не надоело тебе быть, однако, ключницей и кастеляншей в этой обители?

Ия вздрогнула, сразу поняв насмешку.

— Я не нахожу в этом ничего дурного, — помимо воли горячо вырвалось у неё.

— Но с твоей внешностью, с твоим образованием и воспитанием, милая скромница, ты могла бы найти себе лучшее применение, нежели быть нянькой и домоправительницей там, где все равно не оценят твоих услуг, — снова засмеялась под кружевом маски незнакомка.

— Клянусь, не знаю более скучных обязанностей! — вторил ей рыцарь, её кавалер.

«Какие они все злые, однако, — с затаенной горечью обиды подумала Ия, — ведь это они смеются надо мной. Они не знают, что ради мамочки и Кати я готова нести еще и не такую трудную службу». — И она поспешила уйти подальше от насмешливой парочки.

Между тем, вальс сменился кадрилью.

— Mesdames et messieurs, prenez places! — надрывался дирижер.

— Смотрите, видите эту черную фигуру… Мрачная личность, пробирающаяся из залы, это сестра молодого Басланова, — в тот же миг услышала Ия чей-то заглушенный шепот за собой.

— Что за странность нарядиться, точно на похороны… Ведь Басланов зарабатывает не мало, не мог поприличнее одеть сестру, неужели же… — отвечал на это другой.

Дальше молодая девушка не пожелала слушать. Ей казалось, что пол горел у неё под ногами, пока она пробиралась к порогу залы.

В соседней столовой, y ледяного грота с крюшоном, стояло несколько масок: пронырливый китаец, пестрый арлекин и бойкий Пьеро. Тут же была и Нетти, оживленная, смеющаяся, между Цветком Алого Мака, Доброй Феей и Мотыльком… Они все оживленна болтали, прихлебывая прохладительное питье из хрустальных бокалов. Очевидно, молодые люди не в первый раз подходили к крюшону, потому что движения и речи их были развязнее и порывистее, чем всегда.

— А, прекрасная монахиня, — при виде Ии весело вскричал арлекин, — вот неожиданное открытие, mesdames, вообразите, сие смиренная отшельница всех вас, как говорится, за пояс заткнула, по части грации и искусству танцев. Ия Аркадьевна легка и воздушна, как Сильфида и, право, многие из ваших дам и барышень могли бы позавидовать ей.

— Ха, ха, ха, — не совсем естественно рассмеялась Нетти, не выносившая, чтобы в её присутствии хвалили других.

— Вы пристрастны, monsieur! — пропищал Красный Мак, всячески старавшаяся не быть узнанной её собеседниками.

— Воображаю танцующей эту провинциалку, — шепнула на ухо Пьеро Добрая Фея.

— Га-га-га! — заржал Пьеро диким смехом Димы Николаева и ломаясь, и извиваясь с искусством настоящего клоуна, он ни с того ни с сего обратился к барышням с довольно своеобразным заявлением: — A вот, если б вы видели только лошадь князя Контакузен, mesdames. Она взяла первый приз на последних скачках. Mille diables, не лошадь, a огонь!

— На такую не грех поставить, — вращая черными щелочками глаз в отверстии маски, вставил китаец, прихлебывая крюшон из хрустальной стопки.

— A разве ты играешь на скачках, милый китайский мандарин? — кокетливо смеясь, обратилась к китайцу Добрая Фея.

— A ты умеешь держать на привязи твой болтливый язычок, волшебница.

— Мы не болтливы, сударь! За это подозрение не желаю говорить с вами, — обиделась маска.

— Увы мне! Увы мне! — воздевая руки к небу, запел китаец.

— Мотылек, разреши наполнить этой живительной влагой твой бокал, — обратился арлекин к Кате.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза