Читаем Тяжелым путем полностью

Посреди светлой, веселой, насквозь будто пронизанной солнцем комнаты, на высоком мольберте стоит картина. Она почти закончена. Остались какие-нибудь мелкие штрихи, замалевать фон, дополнить детали костюмов и декораций. Но самые лица картины закончены вполне. Они написаны мастерски, с присущим молодому художнику сочным, далеко не израсходованным талантом. Недаром потрудился Андрей Аркадьевич Басланов над своей «Сказкой», как называл он это свое последнее и наиболее удачное произведение; недаром просиживал он над ней с утра до сумерек, забывая за работой весь мир. Он готовил свое произведение к ближайшей весенней выставке и отдал своему новому творению все эти месяцы неотступного труда, все свое время. И картина вышла на славу. Она изображала, соответственно заглавию, сказку о Спящей Красавице. Басланов взял сюжетом наиболее удачный момент сказки, тот, когда разбуженная поцелуем принца, открывает глаза прекрасная царевна и с удивлением осматривается кругом. Её гроб качается среди кудрявых веток серебряных тополей, в чаще прекрасного тенистого сада… Вдали виднеются мраморные колонны пустынного, заколдованного дворца… С боку плещет фонтан, алеют кусты ярких роз… И солнечный восход нежным заревом охватывает полнеба… Яркость колорита, сочность и обилие светлых красок, — вот что было преобладающими сторонами этой богато задуманной и с огромным талантом выполненной картины… Она должна была иметь несомненный потрясающий успех. Недаром же все знающие, испытанные, опытные художники, старшие товарищи Андрея Аркадьевича по Академии признали это. A богач Томсон уже заранее заключил условие с творцом «Сказки», решив приобрести у Басланова и эту картину, независимо от того, какой бы успех она ни имела на вернисаже. Словом, новое произведение кисти Андрея Басланова готовило её творцу и большую славу, и материальный достаток, такой необходимый для семьи небогатого труженика.

* * *

— Тише, ради Бога, тише… Жура… Не дай Бог, услышит Нетти… Ведь она нас прибьет…

— Как бы не так! Неужели ты думаешь, что я так и дам тебя в обиду!..

— Как же ты справишься с ней, ты — такой маленький!

— Это я-то маленький? Ха, ха! A Ия Аркадьевна что говорит? Что я взрослый мужчина, a так как папы у нас нет, то я должен поэтому защищать вместо него маму и тебя.

— A ты все-таки потише… A то прибежит Нетти и прогонит нас… Вот мы и не увидим картины.

— Хорошо, хорошо, — подойдем на цыпочках…

На цыпочках дети осторожно подкрадываются к мольберту. Они еще не видели «Сказки». То есть видели еще тогда, когда картина была еще далеко не закончена и на ней едва намечались лица. Тогда она стояла, завешанная каким-то легким прозрачным покрывалом. Теперь же это покрывало было снято, и «Сказка» развернулась перед глазами детей во всей своей яркой сверкающей красоте.

— Смотри, смотри, какая прелесть!.. — восторженно зашептала Надя, хватая за руку брата, — совсем как в той сказке, которую нам рассказывала няня Даша, помнишь? Жура, Жура, гляди хорошенько, чье лицо у царевны на картине? А?

— Как чье? Неттино, конечно! Или ты не знаешь, что все изображенные у дяди Андрюши лица похожи на тетю Нетти, — тоном, не допускающим возражений, произнес маленький человек.

— Ай, нет, далеко не все, — запротестовала Надя, уже несколько минут самым внимательным образом приглядывавшаяся к картине. — Взгляни, например, хотя бы на прекрасного принца, на кого он похож?

— На кого?

Голубые Журины глазки с явным любопытством устремились на изображение юноши в голубой епанче и в бархатном берете со страусовым пером, поверх светлых белокурых кудрей.

— Ну что? Кого тебе напоминает принц на картине? — допытывалась Надя, — ты посмотри поближе и повнимательнее, — возбужденно и весело шептала она. — Какой, право, смешной этот Жура! Как не узнать этих серых, немного строгих глаз, этого энергичного алого рта, этих волнующихся волос! Ах, как похоже! Как похоже изобразил милый образ дядя Андрюша!.. Недаром же они с Журой так стремились посмотреть эту картину… Она, действительно, чудо, прелесть как хороша! Как жаль, что до сегодняшнего дня им не удавалось проникнуть в студию. Дядя Андрюша запирается на ключ, когда работает, a когда уходит из дома, — то картина всегда завешивается тафтой. Сегодня же они, узнав от горничной, убиравшей ежедневно мастерскую, что картина стоит без покрывала, решили проникнуть в студию и хотя бы одним глазком взглянуть на нее, несмотря на строгий запрет тети Нетти.

Какая прелесть! Нетти, в лице Спящей красавицы, глядит с полотна, как живая. И не обычная злая, всегда всем недовольная Нетти, но новая, еще невиданная детьми, милая, ласковая, хорошая… A сказочный принц…

— Журка, да неужели ты не узнаешь, кого изобразил дядя Андрюша в лице этого принца? — лукаво и весело допытывалась у брата Надя.

— Постой… сейчас… Я принесу стул и погляжу поближе.

И мальчик стремительно бросился в угол, захватил невысокий табурет, живо подтащил его к картине и взгромоздился на него, к немалому смущению сестры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза