Тяжесть слова

От следующего вопроса я была отвлечена его хвостом, который высунулся из воды и, вытянувшись вверх, уцепился за одну из веток растущего рядом дерева. Теперь здоровенная черная колбаса раскачивалась в воздухе. Я не могла оторвать от нее глаз. С боку раздалось тихое шипение. Я дернулась и заторможено уставилась на губы нага.　

— Так что ты здесь делаешь? — повторил он вопрос.　

Я неожиданно смутилась, вдруг сообразив, как это вообще будет звучать, и перевела взгляд на его пупок.　

— Я планировала, что меня кто-нибудь здесь съест.　

Змей змеем, но ржет как конь.　

— Не надо смеяться, — тихо попросила я. — Мне, что здесь побыстрее умереть, что там мучиться, а потом все равно умереть.　

Смеяться он перестал, но глаза так и блестели весельем.　

— Сколько тебе лет, девочка? В твоем возрасте все склонны преувеличивать беды, которые с ними происходят.　

Я была готова с ним согласиться. Я чувствовала себя глупо, ужасно глупо. Какого я вообще сюда потащилась?　

— Девятнадцать, — хмуро ответила я. — Может моя беда и не беда. От свадьбы еще никто не умирал, это верно. Но с мужьями не всегда везет. Или с женами.　

— Наверное, старый и некрасивый? — с усмешкой предположил наг.　

Я недовольно посмотрела.　

— И что с того? Не всем везет на симпатичных женихов! — окрысилась я, но тут же сдулась. — Он просто семерых жен уже похоронил. Ни одна больше полугода не прожила. Слухи жуткие ходят.　

Он удивленно вскинул брови.　

— И твои родители дают согласие на это?　

— Я незаконнорожденная, это хороший случай сбыть меня с рук.　

Наг хмыкнул и протянул загадочно:　

— Люди…　

Его хвост громко плюхнулся с высоты в воду, а затем стал стремительно выползать на берег. Так стремительно, что у меня все внутри поджалось и я пискнула:　

— Мамочки!　

— Как же я буду тебя есть, если ты шарахаешься от меня? — снисходительно посмеивался наг.　

Я понимала, что он просто забавляется за мой счет. И есть он меня не будет. Наверное. Но его хвост просто жуткий. Черные кольца сворачиваются, перетекают между собой, извиваются… Я не могла смотреть на это без содрогания. Про нагов вообще ходят жуткие слухи. Наш старый конюх Ерха, любитель хорошо и часто выпить, постоянно травил жутковатые байки. В некоторых из них главная злодеистая роль отводилась нагам. Если верить этим историям, то наги похищали юных дев, выпивали их досуха аки вампиры, а плоть пожирали. Особенно любили они печенку. Или же, наоборот, крадут мужчин, травят их своим ядом. От этого яда зарождаются в теле жертвы змейки, которые его постепенно, очень медленно пожирали. А змейки эти потом вырастали в нагов. Эта история даже пострашнее первой. Даже оторопь берет от того, как наги размножаются. Нет бы для этого хотя бы женские тела использовать.　

Байки байками, но сейчас передо мной живой наг, который людей не ест. Может, врет, конечно. Особенно с такими когтями. Я только сейчас его руки разглядела. На пальцах у него длиннющие белые когти, идеально чистые. На вид — твердые и очень острые.　

— А жених-то богат? — вывел меня из созерцательной задумчивости голос нага.　

— Богат, — поморщившись, ответила я.　

— Так выходи за него, потом отравишь, — посоветовал наг, лениво улыбаясь и посматривая на меня из-под ресниц.　

— Так после свадьбы нельзя, а до свадьбы, говорят, он в гостях в рот маковой росинки не возьмет. Вроде бы был случай, когда свадьбу в его похороны хотели переделать. Сказывают, даже гроб втихомолку приготовили, чтобы сразу его и схоронить. А то вдруг мертвяком встанет.

— Чтобы он мертвяком после смерти сам встал, ему некромантом надо быть. Он некромант?　

Такого в слухах о Женоеде нет.　

— Да вроде нет. Я сама в магии не понимаю ничего. Что бают, то и пересказываю. От себя ничего не прибавляю.　

— Бают глупые бабы и пьяные мужики. После свадьбы, почему нельзя помочь ему перебраться на тот свет? В разных домах жить будете?　

— Так нельзя же, — растерялась я, чувствуя себя все глупее и глупее. — Я клятвы принесу, что уважать его буду, беречь…　

Его глаза недоверчиво расширились. Наверное, он решил, что я смеюсь над ним.　

— И многие у вас этих клятв придерживаются? — он презрительно искривил брови. — Твой отец не больно верен своей жене был, раз появилась ты.　

— Это на его совести, — непреклонно ответила я.　

— А ты представь, что после смерти мужа останешься богатой вдовой, которой все не указ. Богатая, свободная… — искушающим тоном протянул наг.　

— Нельзя так. Клятвы мы даем для себя. Они нас удерживают от каких-либо поступков или наоборот толкают на свершения. Мы их всегда даем только сами себе. Вот ты обещаешь кому-то, что исчезнешь из его жизни. Исчезнуть должен ты, а не тот, кому ты дал обещание. Клятва действует на тебя, а не на него. Нарушишь клятву — обманешь сам себя. А обманывать себя хуже всего. Не можешь — не обещай, хоть перед собой виноват не будешь.　

Наг рассмеялся. Честно, мне обидно немного стало. Я ему, можно сказать, свое мировоззрение раскрываю, честно все, без обмана рассказываю. Образина змеехвостая!