Тяжесть венца

Они отправились в Вестминстер по Темзе, и, пока Анна молилась в часовне святого Георга над гробом покойного короля Эдуарда, рядом с которым был погребен и лорд Гастингс, Ротерхэм отправился в глубь аббатства и вскоре вернулся с королевской печатью.

– Право же, я не ожидала, – призналась Анна, когда они с Ротерхэмом плыли обратно. – Я вовсе не ожидала, что Элизабет Вудвиль так покорно вернет печать.

Ротерхэм после свидания с королевой выглядел более спокойным, но еще более удрученным.

– Она согласилась, когда я сказал, что просьба исходит от вас. Ее величеству известно, что вы просили за ее сына, лорда Грэя, и она велела передать, что будет поминать в своих молитвах Анну Невиль.

Анна зябко поежилась. Над рекой стелился туман. Ей хотелось расспросить о королеве, но она промолчала. Ротерхэм же словно прочитал ее мысли.

– Эта женщина никогда не плачет, но, видели бы вы, сколько ужаса и боли в ее глазах…

В тот день Анну поразила необычная тишина на улицах Лондона. Люди собирались кучками, о чем-то негромко переговариваясь. Большинство лавок было закрыто, не было слышно воплей зазывал, и даже обычно неугомонные уличные мальчишки не галдели, а сновали от одной группы к другой и, разинув рты, прислушивались, о чем толкуют старшие.

Однако у нее хватало своих забот. Она приняла в Кросби-Холле детей Кларенсов. Ее племянница Маргарет оказалась очаровательной шестнадцатилетней девушкой, а Эдуард – толстым губастым подростком с вьющимися колечками золотыми волосами ее сестры и зелеными глазами Невилей. Оба поглядывали на тетушку с недоверием. Эдуард никогда ее не видел, так как родился, когда его отец держал ее в подземелье, и долгие годы считал тетку умершей, Маргарет же была еще ребенком, когда Анна в последний раз играла с нею в особняке Савой. И тем не менее Анне было хорошо с ними, они были ее родня, юные и еще невинные, – мечтательная Маргарет и серьезный молчун Эдуард. Герцогиня понимала, почему Дебора так привязана к ним, а баронесса, в свою очередь, видя, с какой теплотой отнеслась к ее любимцам Анна, тоже оттаяла, и они, как в былые годы, засиделись допоздна в покоях Анны. Ей давно хотелось выговориться, а после того, как Уильям Херберт, ревнуя ее к Бэкингему, отдалился от нее, вокруг Анны образовалась пустота.

– Тебе известно, что сегодня произошло в Лондоне? – спросила Анна баронессу, когда они уже собирались ложиться. Дебора согласно кивнула, и глаза ее сверкнули злорадством.

– Перед собором святого Павла проповедник Ральф Шоу, родной брат мэра Лондона, которому покровительствует ваш муж, миледи, пытался растолковать, почему Эдуард Уэльский не может быть королем Англии, а Ричард Глостер – сущая находка на престоле для добрых англичан. Однако сколько он ни старался – народ встретил его молчанием.

Совсем иначе объяснил эту неудачу Анне герцог Бэкингем.

– Во всем виноват чертов поп Ральф Шоу. Он, видите ли, слишком увлекся примерами из Ветхого завета. Да и проповедь его называлась, как одна из Соломоновых притч – «Прелюбодейные поросли не дадут корней в глубину». Старый дурак, болтливый осел. Ему ведь было сказано, что ровно через два часа, как последний раз ударят Angelus, мы с Ричардом появимся на площади, и за эти два часа он должен был довести толпу до полного восторга – всем известно, как ловко ему это удается. И вот – силы небесные, вы только представьте, Анна! – этот преподобный богослов так погряз в священной истории, что два часа кряду попусту промолол языком, так что, когда мы прибыли, он, словно спохватившись, вдруг понес какую-то чушь насчет того, что Сесилия Йоркская спала с кем попало, ее сыновья Эдуард и Джордж просто бастарды, а единственное ее законнорожденное дитя – младший сын Ричард, который один достоин быть королем. И как после всего этого народ поглядел на нас? Клянусь святым Петром, я еще ни разу в жизни так не садился в лужу!

Несмотря на то что Генри Стаффорд был крайне возбужден, он послушно подставил руки, с которых Анна скатывала в клубок пряжу. Они сидели у открытого окна и слушали, как в саду Кросби-Холла щебетали птицы. Вернее, слушала только Анна. Бэкингем вскоре впал в задумчивость, стал мрачен и даже не вступал с герцогиней, как это повелось в последнее время, в легкую словесную перепалку.

Анне стало скучно. Она вздохнула. Это вывело из оцепенения Генри Стаффорда.

– Простите, миледи. Я понимаю, что все эти вещи вовсе не для дам.

– Отчего же, милорд? Или я настолько глупа, чтобы не понять, что план Ричарда готов рухнуть в любой момент и даже звание лорда-протектора может уплыть из его рук.

– Но вас это, кажется, не огорчает?

– А почему это так огорчает вас? Что вам за польза, если Ричард станет королем?

– О Господи! Я верну наконец принадлежащие мне по закону земли Богенов, я обрету титулы, почести, огромную власть. Кем я был бы при Вудвилях? Супругом одной из них. Ричард – мой давний друг, и у него есть то, чем не обладает ни один из Вудвилей – дар правителя. Разве вы, живя с ним на Севере Англии, не убедились в этом воочию? Клянусь Всевышним, я сделаю все, чтобы помочь Ричарду получить трон.