- Дворянин? - с отчаянием в глазах поинтересовался Эрманн.
- Столбовой - ответил я и пояснил - столбовыми у нас называют дворянские рода, вписанные в столбовую книгу.
- Дело плохо - печально произнес психиатр. Придется положить его к прусскому королю.
- И давно он у вас мается? - с вызовом завопил я. - Законопатили бедного Фридриха, изверги!
- Может, его все-таки лучше к Карлу 12-му? - передумал Эрманн.- Да, давайте к Карлу. Я и забыл, что Фридрих сегодня слишком агрессивен.....
Когда меня втащили в палату к шведскому королю, не сдержался и выкрикнул - Полтавская битва проиграна! Отдайте мне свою шпагу - я переломлю ее!
Из угла сверкнули два зеленых глаза, зашевелилось одеяло, раздался сипящий, простуженный свист - это кто еще задирается? Вместо помешанного из-под одеяла вылетел большой тропический попугай с желтыми, яркими перьями на грудке и с кобальтовыми, невозможно синими, на хвосте и крыльях. Под кроватью послышалось легкое движение, и через несколько секунд передо мной предстал во всем своем сумасшествии человек, считавший себя шведским королем Карлом 12-м.
По виду это был школьный учитель или страховой агент - худенький, белокурый, невысокого роста. С плеча на живот перекидывалась выцветшая шелковая лента. Мундиром ему служила старенькая куртка почтальона.
- Ужина не будет - сказал попугай. - Це ж Кульпаркив, моя ты холера! Кого привезли после обеда, в списки включают только наутро. Если уж так голодны, вырвите у меня перо и пожуйте. Оно вкусное.
- Нет, благодарю покорно - прошипел я ехидной птице.
Проснувшись поутру в непривычной больничной кровати, удивился, что мне это не почудилось. Принесли завтрак - скудную мисочку жидкой клейстерной каши неизвестной крупы и кружку остывшего кофе. Оно оказалось искусственным.
- Нет, а чего вы хотели? - осуждающе посмотрел на меня Карл 12-й. - Выдумали себе отвратительную историю болезни. Не могли изобрести что-нибудь более правдоподобное! Какой из вас русский?
- Действительно, добавил попугай, - вы галичанин и никто больше. Спорим?
- Доктор разберется - буркнул я.
Потом санитар Мацек повел меня записывать. Стоя на весах, отвечал на вопросы по-русски, и это очень его злило. Тогда перешел на латынь.
- Все ясно - вы студент! Какого факультета? - обрадовался санитар. - Что ж сразу не сказали? Убоялись мобилизации? По чьему справочнику готовились?
- По Генрику Сенкевичу - ответил я польским языком. - Уйди, ненормальный!
Санитар перестал пререкаться и, поддерживая за локти, отвел меня к доктору Эрманну. Тот сидел на скамейке у павильона для больных с неправильным поведением и кормил черных белок сухарными крошками.
Я подошел и слизал их с его руки.
- О, это вы, вчерашний буйный - приветствовал меня Эрманн. - Язык шершавый, точно рашпиль. Присаживайтесь. Как самочувствие?
- Поймите, мне незачем симулировать раздвоение личности! Я и в самом деле россиянин, Мардарий Подббельский! Наверное, вас смущает мое редкое имя? Но это в честь мученика Мардария, родом, кажется, из Персии. Так же Мардарием звали одного монаха, который сочинял духовные стихи и был книгопечатником.
- Хорошо, я спрошу при случае у священника - сказал Эрманн. - Но расскажите мне что-нибудь еще о себе. Не бойтесь, все останется в строжайшем секрете. Медицинские журналы, для которых обычно пишу статьи, из-за войны не выходят. А то бы я о вас написал. Будьте честным, и я вам поверю.....
- Доктор, ну зачем тратить время? Вы сейчас спросите, живы ли мои родители, страдали ли они падучей болезнью, не попадались ли у нас в семье помешанные, а я ничего об этом не знаю. Моя мать умерла, рожая брата, когда мне не исполнилось двух лет. Я и лица ее не помню - только по портретам и фотографиям. Брат тоже умер. Отца почти не застал. Воспитывала меня бабушка.
- Это очень печально - сказал Эрманн. - Но подтверждает мои наихудшие предположения. Вам настолько хотелось быть частью большей семьи, иметь длинную родословную, нежные воспоминания детства, что придумали этот бред про русское дворянство, дядю-генерала и разведку.
- Вы сами себе противоречите - взмутился я. - Раз, по-вашему, я галичанин, то записался бы в коронные шляхтичи. Они ничем не хуже Фридрихов и Карлов. Их владения превосходили добрый кусок Европы.
Большая черная белка запрыгнула доктору на колени и заискивающе посмотрела в глаза.