Тиберианец

Глеб прополз между камнями, меняя позицию, пока отчетливо не увидел борт фокарсианской машины. «Теперь точно не промахнусь», — палец сдвинул вариатор темпа стрельбы в положение «форсированная очередь».

* * *

Над логрианской дорогой повисла тяжелая тишина, в которой слышались лишь слабые стоны раненых. Выжившие (их набралось десятка три не больше) пытались оказать хоть какую-то первую помощь, но люди продолжали умирать в судорогах.

Глеб брел, пошатываясь, едва передвигая ноги. На него поглядывали с опаской, молча сторонились. Полосы слизи, пятна крови, ошметья разорванной выстрелом плоти, — все смердело токсином.

— Оттаскивайте раненых подальше, вниз по дороге, там воздух чище, — с усилием выдавил он.

Его послушались, дело пошло. Раны, причиненные иглами, заживут. С отравлением человеческий организм тоже может справиться, если доза токсина невелика. У многих еще был шанс.

В этот миг он увидел Настю. Девушка лежала у края обрыва. Ее глаза были закрыты, бледное лицо искажено агонией.

Подбежав к ней, Глеб рухнул на колени, приподнял голову и понял, — мертва.

Нет!.. Нет!.. Неет!..

Он едва ли отдавал отчет своим действиям. Из под наплечника легкой тиберианской брони показался метаболический шунт, изогнулся, будто живой, глянцевито блеснул.

— Ох, парень, спрячь от греха, забьют тебя, если увидят, — раздался поблизости чей-то сиплый шепот.

Он даже не обернулся. Рассудок Глеба помутился от горя. Безвольное тело, валяющееся в пыли, скрюченные пальцы, судорожно сжавшие горсть гравия в предсмертном усилии, — это было невыносимо.

— Настя, держись! Только держись!

— Она умерла. Ты ничего не сделаешь.

— Отвали! — огрызнулся Глеб, отстегивая наплечник.

Второй шунт глянцевито изогнулся, заставив незнакомого мужика, пытавшегося давать советы, в страхе отшатнуться.

Вокруг опасливо собирались выжившие, но Глеб ни на кого не обращал внимания.

Аспирианское устройство впилось в запястье девушки, соединив два организма. Опыта в запредельных способах реанимации и врачевания у Глеба не было, оставалось полагаться лишь на автоматику.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем Глеб почувствовал, как резко теряет силы. У него закружилась голова, сознание «поплыло», мышцы ослабели, зато тело Насти вдруг конвульсивно выгнулось и снова обмякло, но щеки уже слегка порозовели, а из груди вырвался слабый вздох.

— Ожила!

Глеба мутило. Шунт высасывал его жизнь. Ничего, справлюсь… Как-нибудь справлюсь.

Веки Насти дрогнули. Взгляд был мутным, она едва ли понимала, что происходит.

Плотно окружившая их толпа невольно попятилась. Люди реагировали по-разному. Кто-то молчал, кто-то подобрал и сжал в побелевших пальцах подвернувшийся под руку камень, другие перешептывались:

— Он нелюдь…

— Ага, рассказывали про таких… — подхватил щупленький мужичонка. — Жизнь высасывают из скота, а бывает и людей губят.

— Думалось, все они сгинули давно.

— Да это же тиберианец, по одежонке разве не видишь?

— Нелюдь он. Вурдалак из леса!..

— Заткнись пока… Ща всем миром решим, что с ним делать…

Настя уже немного пришла в себя, по крайней мере она узнала Глеба и смогла понять происходящее.

Глаза девушки расширились от ужаса, когда она попыталась приподнять руку и увидела тускло отблескивающую металлическими чешуйками змею, впившуюся в ее вены.

— Не бойся. Уже все. Сейчас, — Глеб осторожно выдернул наконечник шунта из запястья девушки, бережно зажал ранку чистой тряпицей. — Я успел… Ты выживешь, — шептал он, а Настя вдруг инстинктивно начала отползать, взвизгнув:

— Не прикасайся ко мне!.. Да помогите же кто-нибудь!..

— Настя, это же я, Глеб!

— Не трогай меня!

Его грубо схватили за плечо. Перепуганные люди смотрели на Глеба с ужасом, но пока не решались напасть.

— Слышь, парень, шел бы ты своей дорогой. Видишь, девчонка тебе не рада.

— Не твое дело!

— Нет, наше!

— Да я ей жизнь вернул! — обида и боль сжали сердце.

— Уходи поздорову, — пожилой крестьянин оттеснил Глеба в сторону, и добавил тихо, но веско: — Парень, ты, видать, совсем рехнулся? Разве можно прилюдно инопланетные приблуды использовать? Был у нас в деревушке лекарь с похожей вещицей.

— И что?! — с вызовом спросил Глеб.

— Забили мы его насмерть. Как коровы начали дохнуть, так и забили.

— Да вы все рехнулись! Это просто устройство! Я же вам жизни спас!

— Кому-то спас. А кого-то погубил, — крестьянин взглядом указал на дорогу, сплошь заваленную мертвыми телами.

— А фокарсиане вас бы не тронули?

— А кто ж его знает? В полон вели, — это точно. Зачем — непонятно. Ты нас освободил, — низкий поклон. Девчушка оклемается, может со временем что-то поймет и оценит. Но не сейчас. Уж поверь, пожил я достаточно, видал всякое. Так что лучше иди. Иди от греха. Назад мы дорогу сами найдем, не заблудимся.

Глеба мутило. Мысли путались. Он снова перехватил взгляд Насти, но прочел в нем лишь глубочайший, отталкивающий ужас.

В душе что-то надломилось. Пришла сухая, отчетливая мысль: «назад в деревню мне теперь хода нет. Добрые дела никогда не остаются безнаказанными».

Стало горько. Очень горько, обидно и одиноко.