Тиберий. Преемник Августа

13 августа 29 г. до н. э. колесница, запряженная четырьмя конями, стояла за воротами Рима в лучах италийского солнца. По обе стороны ее готовы были сопровождать двое конных юношей четырнадцати и тринадцати лет. Первым был племянник Августа, сын его сестры Октавии Марк Марцелл, другим — его пасынок Тиберий Клавдий Нерон… Так Тиберий вышел на историческую сцену, — что ждет его впереди, вероятно, уже тогда занимало умы зрителей.

Подростки были частью пышной торжественной процессии, которая три дня, в блеске золота и серебра, в богатом восточном убранстве, в сиянии вымпелов, медленно продвигалась от Марсова поля через Триумфальные ворота, вокруг Палатинского холма вверх по Священной дороге. Впереди шествовали ряды сенаторов в окаймленных пурпуром мантиях, за ними следовали трубачи, сверкавшие медью труб, повозки, полные трофеев, белые, увенчанные Цветами быки с позолоченными рогами, несущие священные сосуды жрецы, рослые иллирийцы, смуглые египтяне, светловолосые галлы, одетые в алые одежды ликторы с фасцами, обернутыми лавровыми ветвями, толпа музыкантов и певцов — все они двигались медленным маршем в сопровождении бронзовых от египетского солнца и киликийских ветров, сверкающих блеском оружия легионеров, несущих позолоченные штандарты с орлами… Впереди всей процессии на триумфальной квадриге, за которой следовали высшие магистраты государства, возвышалась легкая фигура человека с бледным лицом, печальными глазами и почти девичьим рисунком рта. Гай Юлий Цезарь Октавиан был главным персонажем всего этого великолепия. Это был триумф Августа.

Никогда прежде не бывало подобного триумфа.[1] После двадцатилетней гражданской войны, разбросавшей и унесшей жизнь многих замечательных людей, воссияла золотая заря нового века. В этой процессии шли бы закованные в цепи Антоний и Клеопатра, если бы они сами не позаботились о том, чтобы этого не случилось. Корабли, участвовавшие в сражении при Актии, двигались на повозках, а за ними везли восковые фигуры мужчины и женщины, бежавших с поля битвы. И если бы какие-то души могли витать в тот полдень над процессией, здесь оказались бы тени Брута и Кассия, Марка Катона, сыновей Помпея и внуков Суллы, все с оковами на руках в знак поражения. И над всеми витал бы невидимый, но все же ощущаемый дух увенчанного Цезаря Диктатора, который инициировал и организовал ряд событий, завершившихся триумфом Августа. Но все они ушли с арены, остался один Октавиан. Это он возвышался над шествующими медленной поступью белоснежными конями, которые влекли процессию через заполненные народом улицы и многолюдный Форум, мимо храмов Весты и Кастора, мимо тянущихся вдоль Форума лавок менял, мимо храма Сатурна к Капитолийскому холму, к стоящему на вершине святилищу отца богов… Когда процессия подходила к Триумфальным воротам, она миновала еще недостроенные здания, которые через несколько лет Август посвятит дорогой памяти ушедшего Марцелла… Огибая храм Сатурна, она прошла через площадь, на которой впоследствии будет воздвигнута Триумфальная арка Тиберия.

Когда, одетый в пурпурную тунику, вытканную цветами и расшитую золотом, Октавиан возложил лавровый венок на статую бога, когда совершены были жертвоприношения и посвятительные дары, какие только возможно поднести смертному человеку, началось веселье. Были открыты цирки и театры, были готовы актеры: профессионалы и любители, колесничие и гладиаторы — наступил новый век.

Август, кем он стал два года спустя, должно быть, радовался тому, что праздники позади и люди могут возвратиться к серьезным повседневным делам. Его никогда не привлекала лишь декоративность. Ему, должно быть, доставило удовольствие закрытие дверей храма Януса. Римляне наслаждались миром. Он вряд ли упустил возможность осмотреть двери храма. Если их петли были бы смазанными, римлян следовало счесть невиданными в истории оптимистами. Однако смазанные или ржавые, они были закрыты, и люди, проходя мимо храма, могли глазеть на то, чего не довелось видеть их пращурам, — закрытые двери храма Януса. Война — на какое-то время — была окончена.

Волна надежд и ожиданий будущего захлестнула государство. Когда в 27 г. до н. э. Август начинал формировать конституционные очертания монархии, его взор уже остановился на молодом Марцелле как на возможном наследнике, который продолжит его дело. В том году он устраивал Троянские игры, древний праздник римской молодежи, уходивший корнями к дням Энея. Двое юношей, выбранные возглавить их, были Марк Марцелл и Тиберий Клавдий Нерон.