Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Эти слова Патеркула не такое уж восторженное преувеличение, как может показаться. Дело в том, что Тиберий в ходе восстания Флора-Сакровира хранил полную невозмутимость и совершенно не реагировал на галльские события, «то ли от скрытности характера, то ли установив, что опасность не столь значительна и во всяком случае меньше, чем изображает молва».^{326} Молва по Риму действительно ходила тревожная. Якобы восстали все шестьдесят племен Галлии, к ним же присоединились четыре племени в Аквитании. Галлы объединились с германцами, а пример Аквитании может быть заразителен для Испании… Слухи, что и говорить, наитревожнейшие и, главное, совершенно не соответствующие действительности. Тиберий не мог не знать о них, но он же и владел реальными сведениями и потому сознательно держал паузу, пока с мятежом не было покончено. «Только тогда, наконец, Тиберий написал сенату о возникновении и завершении войны: он сообщил все, как оно было, ничего не убавив и ничего не прибавив; одержали верх верность и доблесть легатов и его указания».^{327}

Вот почему славный Веллей совместил вестников о мятеже с вестником победы, для пущего эффекта поставив второго на первое место.

Объясняя, почему ни сам Тиберий, ни сын его Друз не отправились на эту войну, принцепс резонно заявил, что правителям империи не пристало покидать столицу из-за бунта одно-двух племен.

Письмо сенату Тиберий отправил из своей виллы в Кампании, где он в то время пребывал. Вскоре он собирался в Рим. И вот, желая всех превзойти в лести принцепсу, сенатор Публий Корнелий Долабелла предложил назначить Тиберию при въезде в Рим малый триумф-овацию. Столь непомерная и неуместная лесть справедливо вызвала язвительный ответ Тиберия, написавшего в сенат, «что он не так уж бесславен, чтобы после покорения стольких неукротимых народов, стольких отпразднованных в молодости триумфов и стольких, от которых он отказался, добиваться уже в пожилом возрасте необоснованной награды за загородную поездку».^{328}

Когда Тиберий укорил Германика, что из-за его воинственности за Рейном Рим обрел единственную неспокойную границу, он, конечно же, лукавил. Первые годы его правления оказались отмеченными волнениями и на иных рубежах империи. Беспокойство Риму доставило в эти годы Фракийское царство, находившееся между римскими провинциями Македония и Нижняя Мезия. Царство это охватило территорию центра и юга современной Болгарии и европейской Турции, выходя к Черному, Мраморному и Эгейскому морям. Когда в 14 г. умер верный союзник Рима царь Реметалк, то царство его с римского согласия было разделено на две части. Один из его сыновей Котис получил во владение земли к югу от Балкан, другому же сыну, Рескупорису, достались земли к северу от Балканского хребта. Раздел этот никак нельзя было назвать справедливым, поскольку удел Котиса был много богаче. Рескупорис, считая себя несправедливо обделенным при таком разделе, сначала принялся посылать свои отряды на земли Котиса, где они занимались открытым грабежом, а в 18 г. начал прямую войну, в ходе которой Котис, которого люди его брата захватили во время попойки — постыдное такое вот обстоятельство, — был убит. Тиберий, дабы навести в союзном Риму царстве должный порядок, назначил наместником в Мезию испытанного полководца Помпония Флакка. Тот был хорошо знаком с этим краем, даже считался другом Рескупориса и потому, как пишет Тацит, «был наиболее пригодным, чтобы его обмануть».^{329}

Флакк сумел заманить Рескупориса в римские пределы, где тот был схвачен и отправлен в Рим. В столице империи сенат лишил его статуса римского союзника и царя Фракии. Не захотевший удовольствоваться малым, Рескупорис лишился всего. В итоге он был сослан в Александрию, а при попытке покинуть Египет убит.