Тибетский лабиринт (новая версия)

– Дорогой друг, те, кто составил этот текст, давно ушли из нашего мира. А те, кто мог бы именовать себя их последователями, при тебе покинули монастырь. Что касается меня, то, если, вернувшись, не застану здесь ни книги, ни русского посланника, не сильно и обеспокоюсь. По крайней мере, погоню отряжать не стану…

Как ушел лама – гость, погрузившись в пыльную древность, и не заметил. Изредка на страницах встречались рисунки, более походящие на чертежи. И, пусть он ни слова не понимал в написанном, но сами листы и замысловатая вязь знаков норовили схватить за руки и утянуть за собой в глубь веков. И, одновременно – в мир будущего.

Часть 1 Москва – Берлин

«…На Гималаях мы знаем совершаемое вами! Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы угадали эволюцию общины.

Знайте! Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, но теперь признаем своевременность вашего движения и посылаем вам всю нашу помощь. Знайте: многие построения свершатся в 28-36 годах. Привет вам, ищущим общего блага!»

Отрывок из послания Махатм, адресованного Советскому правительству и привезенного Н.К. Рерихом из Тибета в Москву в 1926 году.

Глава 1 Шаги на лестнице

11 апреля 1939 года. Москва.

Раньше это был чердак одного старинного дома на Таганке. Большой добротный чердак – обитель воркующих голубей и нахальных мышей. Но разве справедливо, когда подобные квартиранты вольготно располагаются на обширной территории, в то время как столица задыхается под тяжестью жилищного вопроса? Вот года три назад чердак и перестроили под жильё – вышло целых четыре комнаты с коридором. Одну из комнат профессор Харченко выхлопотал для Германа – мол, тому, как заведующему кафедрой, положена отдельная квартира. Выхлопотал не без помощи своего тогда ещё всесильного покровителя – Глеба Бокия.

Теперь уж нет на свете товарища Бокия – расстрелян в ноябре тридцать седьмого, как писала «Правда», «за предательство и контрреволюционную деятельность». Нет и Александра Васильевича Харченко, который испил ту же горькую чашу годом позже. Только о казни пожилого профессора не сообщали в газетах: просто однажды на лефортовском КПП у тёти Наташи не приняли передачу для мужа – верное свидетельство тому, что адресата больше нет в живых. А немного погодя сгинула и сама тётя Наташа.

Герман остался один в своей мансарде, но это, конечно, ненадолго – скоро придут и за ним. Не нужно обладать большим умом, чтобы, зная собственное прошлое, ошибаться относительно будущего: вначале тиф свел в могилу мать, затем, в девятнадцатом, во время «красного террора» расстреляли отца – дворянина по происхождению и протоиерея по сану. Потом пришла очередь Александра Васильевича и тёти Наташи. Ещё позже по одному забрали всю группу Харченко: Кондилайнена, Песцова, Лилю и остальных эзотериков.

Сам Герман до сих пор на свободе лишь потому, что смалодушничал тогда и уехал в экспедицию на Байкал. Наверное, стоило отказаться: глядишь, не было бы этого тоскливого ожидания, а ещё – не терзала бы кишки мыслишка, что ребята могли решить, будто это он настучал, раз его одного не тронули.

Коллеги по работе тоже прекрасно понимают, что заведующего скоро заберут: чураются как зачумлённого, словно незримая пелена уже отрезала его от мира обычных людей.

«Что ж, жизнь прожита, пусть скорее всё кончится! Нет сил ждать!» – он распечатал пачку «Ленинградских», но закурить не успел – глубоко внизу хлопнула дверь подъезда. На мраморной лестнице послышались уверенные шаги. Две пары ног. Удивительное дело: с недавних пор Герман стал не только прекрасно слышать сквозь стены и двери, но и распознавать шаги большинства соседей. Эти шаги – чужие! Вот они на втором этаже, но не задерживаются, а гулко топают на третий, вот барабанной дробью маршируют на четвёртый и грохочущим набатом врываются на пятый. Дальше мраморная лестница заканчивается и начинается скрипучая деревянная, ведущая к мансардам. Когда двое неизвестных вступают на неё, мир рушится с оглушительным стоном.