Tierra de Esperanza

Липский пошел первым, ведя пленника на поводу за собой как караван, состоящий из одного верблюда, мне он сказал идти последним и, если что, помочь Мерзкому. С трудом найдя в сумерках знакомое место, я хотел свернуть в джунгли, но Липский, обернулся ко мне и приложив палец к губам, показал, что нужно идти дальше. Так мы двигались еще минут пять, потом собровец свернул с тропы, но не вправо, как я ожидал, а в противоположную сторону к берегу океана и, продираясь сквозь заросли, повел за собой бандита. Мне ничего не оставалось делать, и я брел следом, недоумевая, зачем мы идем к берегу. Тем временем небо над джунглями совсем нахмурилось, начали срываться первые капли дождя и, спустя пару минут, нас накрыл тропический ливень, хлынувший плотной стеной, мешая идти вперед и полностью перекрывая обзор. Одежда мгновенно промокла и противно прилипла к телу. В таком кошмаре мы пробивались сквозь заросли еще минут десять, я полностью потерял ориентацию и не понял каким образом мы снова вышли на тропу. Мне казалось, что мы все время приближаемся к океану, а оказалось, что Липский, сделав приличный круг, вывел нас на обратный путь. Вернувшись к тому месту, откуда мы заходили к убежищу, остановились. Собровец, махнул мне рукой, указывая направление к бункеру. Вскоре мы уже подходили к маскировочной сетке, надежно укрывающей вход от посторонних глаз.

— Иди прямо за мной, — приподняв стволом автомата сетку, скомандовал Липский, — Марк, поддержи, пока он зайдет.

Я помог собровцу, приподнял край сетку и держал так, пока Мерзкий не прошел к входу в бункер. Когда собровец постучал в дверь прикладом, шкив запора медленно начал вращаться, потом металлическая дверь приоткрылась и нас осветили фонарем. В темном проеме стоял одессит, направив на нас свой «Калашников», за ним в глухом мраке коридора маячила еще одна фигура.

— Пошли, — скомандовал собровец, — проходи вперед, — он осветил фонарем Мерзкого, и повел за собой в коридор.

— Малыш, ты тоже заходи, что там мокнешь, — послышался голос дедушки, от звуков которого мгновенно отпустило напряжение, сковывающее меня с того момента, когда услышал за спиной приказ сдавать оружие и полетел кувырком в неизвестность. Противно защипало в глазах и хлюпнуло в носу. До меня наконец дошло, что я мог больше никогда не увидеть своих близких, если бы нам с Мерзким не повезло сбежать из-под обстрела. Психопат Андрюха, своей идиотской выходкой, подставил нас под шквальный огонь крупнокалиберного пулемета, от которого в фанерном домике не было спасения. И только вот этот, неприятной наружности и такого же поведения, трусоватый мужик принял единственно верное решение — бежать. Да еще и меня за собой вытащил как куль с картошкой. К огромному стыду, неожиданно для самого себя, я заревел как моя младшая сестра и, прижавшись к дедушке, еще долго не мог успокоиться.

Иванчук уже давно забрал у меня оружие и вещи Мерзкого, и ушел следом за Липским в глубину помещения, а дедушка все еще прижимал меня к своей груди, гладил по голове и говорил, что-то успокаивающе ласковое. Наконец я смог успокоиться и отстранившись от abuelo, вытер мокрое лицо рукавом.

— Возьми, утри лицо и пойдем, переоденешься, — дедушка протянул мне большой носовой платок, — а то ты как суслик мокрый весь. Под самый ливеняку попал, чуть-чуть не успели до дождя, — он легонько подтолкнул меня к следующей двери, — шагай-шагай беглец, Анютка уже все глаза проглядела. Там все расскажешь.

Глава 21

Едва abuelo договорил последнее слово, как в коридор, неукротимым и разгневанным вихрем, ворвалась Анютка. Она набросилась на меня с кулаками, изо всей силы барабаня ими по моей мокрой груди.

— Дурак, где ты был? — сквозь слезы выкрикнула она, — как ты мог уйти, ничего не сказав? Ненавижу тебя, придурок! — Анюта, выкрикивая свои неласковые эпитеты, не переставала лупить своими кулачками в мою грудь как в барабан. Потом резко отпрянула от меня, вытерла заплаканное лицо рукавом рубашки и уставилась своими темными глазищами, — почему ты молчишь? Ты не хочешь со мной разговаривать? Тебе нечего мне сказать?

— Так, это… — я запаниковал, у меня пересохло в горле и потерялись слова, — ну… я… мы… я здесь недалеко… на пляже…

— На каком пляже? Я тут с ума схожу, не знаю, что подумать, а ты на пляже развлекаешься? — девушка снова уставилась на меня своими черными как ночь, гневными глазами, — говори, что ты молчишь?

— Так ты мне не даешь слова сказать, — я повернулся к abuelo, за поддержкой, но понял, что остался один на один с этой разъяренной фурией, дедушка уже скрылся в спальном помещении, — Анечка, ты успокойся, я тебе сейчас все объясню. Это совсем не то, что ты подумала…

— А ты откуда знаешь, что я подумала? Уже насочинял себе оправданий? — Анюта и не думала успокаиваться, кажется сейчас любая попытка успокоить ее, вызывала у девушки прямо-таки противоположную реакцию, — с кем ты был на пляже?