Tiffani Rayz Svyatoy Greshniki 5

широко растягивал ее, разрушая преграду, которая не впускала его. Она хотела, чтобы

она исчезла, хотела, чтобы все между ними исчезло навсегда. Его ладонь нашла ее, и

он переплел с ней пальцы, приподнялся и снова толкнулся. Она приготовилась к боли,

но вместо нее ощутила глубокий толчок удовольствия. Ее глаза распахнулись от шока,

такого плотского, такого животного. С криком она подавала бедра навстречу ему

снова и снова. Поток жидкости между ее ног еще больше облегчил проникновение.

Кровь, возможно? Ее собственная влага? Неважно. Было важно только то, что он

пронзал ее, проникал в нее, завладевал ею с каждым контролируемым, но

безжалостным движением.

Она сфокусировалась на его лице, на темных длинных ресницах, на его

приоткрытых губах, на его золотистых волосах, в которых она так сильно хотела

зарыться пальцами, на сиянии пота, который покрывал его лоб, плечи и вену, которая

заметно пульсировала на его шее. Должно быть, ему потребовалась вся сила, чтобы

сдерживаться и не потерять себя внутри нее. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как

он занимался этим. Его самоконтроль мог рассыпаться в любой момент. Она хотела

разбить его вдребезги.

Подняв голову с простыни, она поцеловала его в плечо.

- Вы владеете мной, - прошептала она.

Сорен открыл глаза и уставился на нее.

Он с такой силой вонзился в нее, что она перестала дышать. Он вонзился еще раз

с такой же силой, и она еще раз выдохнула. Так и должно быть, должно быть жестко.

Недостаточно было просто лишить ее девственности - он должен уничтожить ее.

Почти вечность она не могла ничего, кроме как дышать через боль, вдыхать ее и

выдыхать. Но когда он двигался, боль отступала, и что-то еще занимало ее место. Что-

то... желание, голод, жажда большего от него. Сорен опустил руку между их телами и

потер клитор, массируя его, пока она прижимала лобок к его ладони. Глубокая и

животная жажда охватила ее. Она выгибалась под ним, выгибалась и извивалась. Ее

211

Святой. Тиффани Райз

внутренние стенки пульсировали вокруг него. Он вышел и снова пронзил ее, дразня

клитор и приближая ее к кульминации.

В момент, когда она впервые увидела его много лет назад, при виде него она

ощутила, будто золотая струна обвивала ее и затягивалась с каждым шагом навстречу

к нему. Теперь она снова ощущала, как эта струна затягивалась вокруг ее бедер и

сердца. Он глубже и глубже вколачивался в нее, и она ощутила, как струна подняла ее,

неся выше и выше, пока сердце не добралось до небес. Струна лопнула на вершине, и

она рухнула на землю. С криком она кончила, и оргазм обрушился на нее. Вот он,

момент, ради которого она жила и страстно желала с их первой встречи. Наконец, их

причастие.

Сорен начал двигаться быстрее, и с финальным толчком, который заставил ее

ахнуть, он кончил в нее, погрузился, бесконечно изливался в нее, пока она содрогалась

вокруг него и дрожала под ним. После оргазма он задержался в ней, упиваясь ее

поцелуями. Наконец он покинул ее тело, и из нее вытекла смесь крови и спермы.

Сорен снова опустился на колени между ее бедрами. Он припал к ее саднящим

внешним лепесткам, к все еще пульсирующему клитору. Она снова поднялась и

рухнула. Когда Сорен поцеловал ее в этот раз, она ощутила вкус крови.

Он проник пальцами в ее нежное лоно. Вскоре он снова навис над нею, снова

проник в нее, снова трахал ее. Их первый раз можно было назвать занятием любовью.

Второй раз его не заботили никакие тонкости цивилизованного секса. Он трахал ее

жестко, беззастенчиво, трахал, словно у него не будет другого шанса трахнуть ее

снова, по эту сторону ада и рая, и он воспользуется ею по полной, даже если это убьет

их обоих.

После его второго оргазма внутри нее, он вышел и смотрел на ее обнаженное,

кровоточащее тело. Рубцы и синяки покрывали ее спину. Порезы покрывали стопы. Ее

лоно ощущалось разорванным от его толчков. Сегодня она кончила четыре раза, и по

его взгляду кое-что поняла.

Сегодня вечером он только начал причинять ей боль.

Снова в игру вступила трость. Затем флоггер. Он отстегнул ее от кровати и

поставил на четвереньки, погрузился в ее все еще кровоточащее тело, пока она

удерживала себя одной рукой за изголовье, а второй рукой вцепилась в простыни. Его

ладони скользили по ее избитой спине, бедрам и ногам. Он схватил ее за затылок и

держал, пока вколачивался сзади. В его руках она ощущала себя собственностью,

порабощенной, захваченной и подчиненной.

Она потеряла себя в ночи, перестала быть Элеонор, перестала быть человеком с

разумом и собственной волей. Она была Его, и Он стал ее единственной личностью.

Если бы кто-то спросил, кто она, последовал бы ответ: «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеЯ Его». Он вонзил в нее

четыре пальца, больше, чем она думала, что могла принять. И все же она приняла их и

затем снова его, потому что в этом вопросе он не предоставлял ей выбора.