Tiffani Rayz Svyatoy Greshniki 5

- Никогда не выхожу без него из дома, - ответила она и вытянула сложенный

лист бумаги из заднего кармана.

Сорен повернул лист в сторону света. Пока он читал, она слышала только звук

своего дыхания.

- Нам нужно поработать над твоими навыками постановки вопроса, - наконец

сказал Сорен.

- Вы о чем?

- Ты подрезаешь себе крылья некоторыми формулировками. Никогда не задавай

вопрос, ответом на который будет да или нет, когда можно задать открытый. Твой

вопрос «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыепочему ваш друг поможет мне?» - хороший вопрос, он ведет к долгому

ответу. На твой вопрос «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыевы девственник?» можно просто ответить да или нет. Думаю,

ты хочешь получить более развернутый ответ.

- И как я по-вашему должна спросить?

- Можешь спросить: «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеКогда у вас был секс в последний раз?», из которого

следует, не только был ли он у меня или нет, но и когда он случился. А еще лучше

91

Святой. Тиффани Райз

спросить «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыекакова ваша сексуальная история?». Немного по-медицински, но это

сработает.

- Я могу переписать список.

- Слишком поздно. Он уже у меня в руках. Ты сегодня поливала палку?

- Нет. Я собиралась это сделать по возвращению домой.

- Посмотри на часы.

Она закатила рукав. Было 00:07 ночи. Она пропустила последний день полива.

- Черт, - выдохнула она и обхватила голову руками.

- Я не хотел этого, Элеонор. Я никогда этого не хотел. Не так. Но, возможно,

Библия была права в этом случае: розги пожалеешь - ребенка испортишь.

Она посмотрела на него глазами полными слез.

- Будете меня бить?

- Не сегодня, - односложно ответил он. - В ночь, когда мы заключили с тобой

небольшую сделку, я сказал тебе, что нет ничего, чего бы я не сделал ради твоей

защиты. И я говорил серьезно. Поэтому ты должна простить меня за то, что я делаю

это сейчас.

- Делаете что?

- Raro solus, nunquam duo, semper tres. - Сорен говорил так, словно цитировал что-

то.

- И что это значит?

- Это старое иезуитское правило, которое в нас вбивали. Фигурально, конечно

же. Оно значит «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыередко один, никогда двое, всегда трое». У иезуитов есть правила

против того, что они называют особой дружбой. В семинарии мы общались группами

по трое или больше. Считалось опасным находиться наедине с другим человеком,

даже с другим священником.

- Почему? Они думали, вы начнете заниматься безумный гейским сексом, как

только останетесь наедине?

- Да.

- И вы занимались?

- Нет. Хотя мне не раз предлагали.

- Вот так удивили.

- Но все же я считал это правило бессмысленным. Теперь я его понимаю. У нас с

тобой особенная дружба. И она должна закончиться.

- Закончиться? - Ее голос дрогнул на этом слове.

- Я сказал, если ты будешь поливать эту палку каждый день в течение шести

месяцев, то отвечу на твои вопросы. И ты не справилась с этой задачей. И не

получишь свое вознаграждение. Я сказал, что ты должна навсегда подчиниться мне, и

я дам тебе все. Ты ослушалась меня и отправилась к отцу, а сейчас страдаешь из-за

последствий. В обозримом будущем Диана будет руководить твоими общественными

работами. Эта наша особенная дружба будет прекращена до того дня, который я

надеюсь, наступит, когда ты будешь готова к взрослым отношениям. И говоря

взрослые, я не подразумеваю секс. Я говорю об отношениях между равными

партнерами.

- Вы о чем? Мы больше не можем быть друзьями?

- К сожалению, да, именно об этом я и говорю. Безусловно, я все еще буду твоим

священником. И если и когда тебе понадобится священник, я буду рядом, но только в

этой роли. Иди, Элеонор. Будь нормальным подростком еще год или два. Иди и

повзрослей.

92

Святой. Тиффани Райз

- Год или два? - Это прозвучало, как наихудший тюремный приговор. Больше

никаких длинных разговоров в хорах? Больше никакой помощи с домашними

заданиями? Больше никакого какао, когда она сражалась с заданиями по математике?

- Я священник, а не твоя нянька.

Элеонор просто смотрела на него. Даже в тусклом свете мелькавших фонарей она

видела, каким жестким стал его взгляд. Его лицо было холодным и непроницаемым,

как гранит. Вся любовь, вся забота и сострадание испарилось.

- Вы бездушный ублюдок, - выпалила она, заставляя себя не плакать. - Вы знаете

это, верно?

- Да. И лучше если ты узнаешь об этом сейчас.

«O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеРоллс-Ройс» остановился в конце ее улицы, достаточно далеко, чтобы мать не

увидела откуда она пришла, достаточно близко, чтобы она находилась на морозе одну

или две минуты.

Она хотела еще что-нибудь сказать ему, хотела просить изменить его решение,

хотела сказать, как сильно его ненавидит. Но она просто открыла дверь.

- Элеонор, - позвал Сорен, прежде чем она покинула машину.

Она посмотрела на него и увидела тень тоски в его глазах.

- Что?

- Мне будет больнее, чем тебе.

- Хорошо.