Расставшись с дедом, Сергей и Наташа по каменистой тропинке спустились к дороге. Деревья и трава по ее обочинам порыжели от пыли. Мимо, лихо взлетая на выбоинах, промчался пустой лесовоз. Сергей по пути начал охоту за цветами. Увидев какой-нибудь очень яркий, пробирался к нему напрямик через кусты и ямы. Скоро набрался порядочный букет.
— Знаешь, что это? — он выдернул из букета веточку с темно-вишневыми соцветиями.
— Тысячелистник. Кровоостанавливающее средство.
— Правильно.
— А это белена, — не дожидаясь вопроса, показала Наташа на пышный кустик с белыми цветами, похожими на фарфоровые абажурчики. — Ее ты и объелся, когда накинулся на меня за кинофильм! И вообще!.. Думала, букет подаришь, а ты аптеку преподнес.
В это время им навстречу показались двое парней с рюкзаками, в куртках со множеством карманов и «молний». Парням было лет по девятнадцать. Один широкоплечий, ростом чуть пониже Сергея, с коротким ежиком светлых волос и большими серыми глазами под сенью выгоревших бровей. Другой был высок, смугл и черноволос. Черты лица крупные. В пухлых губах зажата сигарета.
— Салют дочери тайги! — воскликнул пухлогубый, поравнявшись с Наташей. Сергея он просто не желал замечать. — Скажите, до города еще далеко топать?
— Рядом, за лесом. Километров пять, — ответила Наташа.
— Рядом?! — пухлогубый парень толкнул в бок приятеля и нахально причмокнул, ухмыляясь Наташе. — А в этом городе все девушки такие, как вы?
Наташа весело перешла в контратаку:
— Да. Конечно. И все сидят под окошками — вас дожидаются. Спешите, а то не дождутся.
Парень скис, щелчком запустил окурок в пожелтевшую от зноя траву, и оба двинулись дальше.
— Эй, туристы, окурки тушить надо, вернитесь! — крикнула Наташа.
Парни остановились.
— Погасите! — Наташа ткнула носком ботинка в траву, откуда подымалась тонкая голубоватая струйка дыма.
— Окурок? — пухлогубый отвернулся от дымка. — Где? Я почему-то не вижу.
Тогда Сергей поднял дымящую сигарету и вплотную подошел к нему:
— Не видишь? Спалить лес хочешь?
Он встал грудь в грудь с парнем. Но тот не заробел и кивнул своему напарнику:
— Аполлон! Барометр падает. Проверь давление!
Белобрысый Аполлон грозно стал снимать рюкзак.
— Слушайте, гипертоники, — процедил сквозь зубы Сергей. — Зарубите себе на носу первую заповедь: не оставляйте в лесу костров, не бросайте окурков! Ясно?
Он демонстративно повернулся к туристам спиной и зашагал, насвистывая веселую песенку.
— Сережа, я ведь видела, видела… Зачем ты это сделал? — тихо спросила Наташа.
— Такие барчуки слов не понимают! Подумаешь, в провинцию приехали! Куряки.
Туристы удалялись. За спиной одного из них показался дымок. Робкая струйка росла на глазах. Парни почувствовали запах тлеющей ткани, начали тревожно принюхиваться, оглядываться, ощупывать себя. Пухлогубый тоненько взвизгнул, подпрыгнул, с яростью сбросил на землю рюкзак и начал стягивать через голову тлеющую куртку. Через минуту туристы дружно топтали ее ногами.
— Ну вот, — сказал Сергей. — Теперь они надолго запомнят, что от окурка пожар бывает. Пошли. — Он взял Наташу за руку, и они, перескочив через кювет, скрылись в густом еловом подлеске.
— А ведь ты, Натка, роскошный кадр проворонила!
— Вот если бы они вернулись, — отозвалась Наташа, пробираясь вслед за Сергеем по склону ручья, — был бы тебе кадр. Видел, какие у этого Аполлона кулачищи?
— Кулачищи я у него не разглядел, а вот как он глаза на тебя пялил, заметил. Производишь впечатление даже на туристов. Придется это учесть… И вот что, — добавил он уже серьезно, — твое дело снимать, а как от кулаков увернуться — позволь уж мне думать.
Они стояли над ручьем, который бурлил и пенился в глубоком ложе, перепруженный во многих местах валежником и камнями. По вязкому илу возле самого уреза воды протянулась ровная строчка каких-то маленьких следочков. Наташа подумала, что Сергей-то наверняка знает, какой зверек здесь ходил, где он живет и чем питается. Да и есть ли в этом лесу что-либо такое, чего бы не знал Сергей? И если Сергей убежден, что нужен фильм об охране природы, об охране этого самого леса, то она будет снимать такой фильм.
Дремов нервничает
— Евстрату Потаповичу — пламенный.
Иван Лукич Дремов протиснулся в узенькую калитку небольшого скверика, разбитого напротив здания райисполкома. Размахивая желтым портфелем с огромными блестящими пряжками, он подошел к скамеечке, на которой в одиночестве грустил директор бани Синегубов.
— Топится, топится в огороде ба… — шутливо запел было Иван Лукич, но, заметив, как вытянулось при этом лицо приятеля, оборвал частушку на полуслове.
Он сел рядом. Вечерело. Мимо проходили люди, многие из них здоровались: в небольшом городке все, как правило, знают друг друга.
— Понимаешь… — Синегубов доверительно склонился к Ивану Лукичу. — Такое вокруг творится, что и понять невозможно. Старею, должно быть! Старею… Слыхал, мне грязную воду на огурцы напустили?
— Грязную воду?! — с притворным удивлением спросил Лукич, хорошо, однако, зная о случившемся по рассказам.
— Неужели?!