Тигр, олень, женьшень

Иван и Федор пролежали в харбинской больнице до весны. Поправились, но Федор на всю жизнь остался хромым, Иван стал левшой.

Дружба со староверами длилась много лет, и при следующей встрече уже они слушали о том, что произошло в нашей семье в новом году.

А тогда в нашей долине дела шли своим чередом. В большой фанзе на ночлег остановилась целая артель лесовозов. В кухне бывало очень оживленно. Люди ужинали, потом рубили ножной соломорезкой сечку, заваривали с бобовым жмыхом, кормили волов. В корейской фанзе только большая долбленая колода отделяет стойло от жилой части кухни. Быки, привязанные к колоде сквозь прожженные в борту дыры, стоят рядышком, головами к людской половине. Степенно жуют, хлюпают, время от времени шумно вздыхают, облизывая длинными розовыми языками мокрые носы. В основном они очень миролюбивы. Однако порою быки затевают опасную при таком могучем телосложении свару. Тогда их разнимают, и зачинщики в наказание ночуют на привязи во дворе.

Мы уже засыпали в своей маленькой избушке, когда рев подравшихся быков и крики хозяев заставили проснуться. Было слышно, как двух разбушевавшихся волов с шумом и бранью выволокли за продетые в носу кольца на улицу, отхлестали и привязали к столбам, вкопанным в углу двора. Отец тоже успел побывать на улице и, когда все утихло, вернулся в нашу фанзочку. Он был в приподнятом настроении:

— Ох и темно — огромная черная туча надвигается, вот бы снежок! Настоящая тигриная ночь: как бы кот Васька не попробовал нынче корейского бычка! Чем черт не шутит…

Мы в шутку называли тигра котом Васькой, а тигрицу — Василисой Прекрасной. Однако на отцовское предсказание братья только иронически переглянулись, и младший, Юрий, шепнул:

— Тигром еще и не пахнет, а пучин уже делает угодные ему прогнозы. — И громко: — Ладно, папа, давай спать, ты только холода напустил! («Пучин» — по-корейски отец.)

Пользуясь тем, что отец не смотрит в нашу сторону и, шурша соломой, укладывается на нарах в своем углу, остряк Арсений страшно округляет глаза и приглушенно бормочет:

— Цыц, молчать! Что вы понимаете, шантрапа!.. — Мы с Юрием корчимся от сдерживаемого смеха, повыше натягиваем одеяла.

А в это время тигр уже спускался с горы в километре от хутора. Вышел на тележную дорогу и, бесшумно ступая мягкими лапами по пыльному проселку, против ветра неслышно подкрался к жилью. И залег за свинарником, высматривая добычу. Эта черная ветреная, действительно тигриная ночь была ему хорошим союзником: даже наши чуткие зверовые псы, спавшие на улице под стогом соломы, не услышали и не учуяли смертельного врага. И не будь на привязи двух драчунов, мы, несомненно, потеряли бы кого-нибудь из своей своры.

Было уже за полночь, когда дикий рев во дворе заставил всех вскочить на ноги. Время было лихое, не исключалось внезапное нападение хунхузов, а потому заряженные винтовки всегда лежали под боком, стволами к выходу. Схватив оружие, мы гурьбой кинулись к узкой низкой двери и в темноте буквально заклинились в ней. И хотя от толчка дверь со скрипом распахнулась, какое-то время никто не мог вырваться во двор. А там, в кромешной тьме, творилось что-то жуткое. Сквозь свист штормового ветра истошно ревел бык, что-то нечленораздельно вопил кореец, панически лаяли собаки. Вдруг сквозь невообразимый гам до слуха донеслось:

— Ай-гу! Пеми-я! Пеми-я! (Ой! Тигр! Тигр!)

В этот момент наш затор прорвался. Мы, братья, в наспех накинутой одежде, а отец в короткой замшевой куртке поверх белой почти до пят ночной рубахи вывалились во двор. При свете электрического фонарика и мечущегося пламени факела, вынесенного одним из возчиков, разглядели павшего на колени, хрипящего, с разодранной шеей быка и бледного растрепанного корейца. В руке его дрожала палка. Кровь из раны животного черной струйкой сбегала на утоптанную серую землю двора.

Человек с палкой несколько раз беззвучно раскрыл рот, на время лишившись дара речи; потом вдруг заголосил. Из сбивчивых и бессвязных фраз все же кое-что разобрали.

Услышав сквозь сон приглушенный хрип, мычание и возню на улице, он вообразил, что один из забияк, отвязавшись, снова напал на другого. Опасаясь, что бык может быть покалечен, хозяин схватил палку, выбежал в темноту и кинулся к дерущимся. На дворе свистел ветер, лаяли собаки. Подбежав к быкам, он увидел, что один из них сидит на другом. Решив разнять сцепившихся, кореец завопил диким голосом и взмахнул палкой — ударить того, что был сверху. Но к нему обернулась голова с зелеными сверкающими глазами и страшно рыкнула. Мощный метровый хвост хлестнул по щеке. Он понял, на кого поднял руку, и взвыл: «Ай-гу, пеми-я!»

Палка беспомощно опустилась, кореец в ужасе зажмурил глаза, прощаясь с жизнью…

Однако, ошеломленный хором звуков, страшный наездник не сумел выполнить свой классический прием — свернуть шею и утащить жертву. Бросив упавшего на колени вола, тигр мгновенно растворился во мраке. Вся сцена длилась не более минуты.