Тигр, олень, женьшень

Старик предупреждал о повадках пяктусанских медведей, но беспечный Хван, как всегда, отшучивался. Ружье носил на ремне за плечами, вместо кинжала на поясе — складной нож на веревочке в кармане брюк. Все ему нипочем!

С раннего утра обойдя настороженные ямы и петли, они возвращались в зимовье. Солнце поднялось высоко, стало жарко. Усталый и голодный, дед сильно отставал. Хван решил не ждать, поскорее добраться до табора и начать готовить завтрак. Оставив старика позади, он подошел к упавшему через ручей стволу лиственницы, служившему мостом. Невдалеке за ключом маячила избушка. Хван-посу с ходу вспрыгнул на вывернутый из земли корень и обомлел: из-под корня поднялся огромный бурый медведь! Они столкнулись нос к носу, стащить из-за спины оружие охотник не успел. Ударом лапы дальневосточный «гризли» сбил человека с ног и оборвал ремень винтовки, отлетевшей в сторону. Но Хван вывернулся и вскочил на ноги. Бежать? Он понял — это бесполезно: нагонит в два прыжка, схватит сзади и задавит, как мышонка. Одна надежда — кричать и бороться сколько хватит сил до подхода деда. Может быть, зверь испугается и убежит.

И он бросился не назад, а вперед, обхватил руками поднявшегося на дыбы гиганта, спрятал голову ему под мышку. Что есть мочи, упираясь, чтобы не быть опрокинутым, закричал во всю глотку: «Ким-ёнгам! Комиге таргетта! Сальгва чу!» (Ким-старец! Медведь напал! Выручай!)

Он понимал, что, подбежав, старый охотник должен увидеть лежащий в траве Спрингфилд и прикончить зверя. В крайнем случае у него с собой топор на длинной ручке — грозное оружие в опытных руках: трахнет сзади по черепу — никакой колосс не выдержит. Вспомнил о ноже, но если одной рукой довольно просто выхватить из-за пояса кинжал, то вытянуть из кармана складной нож и раскрыть его в таком положении невозможно.

Они боролись стоя, топчась на месте. Сам как дубовый пень, Хван-посу все же не мог долго сопротивляться. Всему есть предел: он оступился и упал, угодив головой между задних ног медведя.

— Вот где смрад! Думал задохнусь, ха-ха…

И все-таки, не сдавшись, стал брыкаться, как вдруг почувствовал сильную боль выше колена, потом внизу живота. Собрав все силы, вырвался на мгновение, вскочил, снова закричал, но тут обрушился страшный удар лапой по голове.

— Упал я, ничего не вижу, только слышу: «уду-ду, уду-ду, уду-ду!» — ухо мне отрывает и шею рвет…

Глаза уже ничего не видели, кожа на лбу разорвана, кровь залила лицо. Чувствуя конец, Хван снова закричал диким голосом:

«Старик! Дед! Погибаю! Выручай!!!»

И на этот раз где-то далеко тот отозвался: «А-ууу…»

Этот звук услышали оба. Зверь бросил охотника, приподнялся на дыбы, фыркнул и кинулся на голос деда! Хван использовал передышку. Обтер рукавом глаза, осмотрелся. Заметил под корнем лиственницы углубление вроде норы, подполз на четвереньках и влез туда до половины: голову и плечи спрятал. Может быть, не вернется? Но вскоре услышал, что зверь возвращается. Вспомнил, что медведь убитых сразу не ест, — и замер. Упал лицом в землю, стараясь не дышать. А тот, подойдя вплотную, поставил лапу охотнику на поясницу и долго обнюхивал спину. Хвану казалось, что ребра и позвоночник не выдержат этой тяжести. Собрав все душевные силы, молчал, стараясь не шелохнуться. Мыслей не было.

Но вдруг лапа ушла, он смог осторожно вздохнуть. Услышал шорох: полетела земля, трава, листья… Раненый понял: зарывает. Значит, рвать больше не станет, вернется, когда добыча протухнет. И застыл, действительно как мертвец. Услышав удаляющиеся шаги, осторожно вытянул шею, выглянул. Огромный лоснящийся медведь уходил вразвалочку, не торопясь. Эх, сейчас бы под рукой ружье!

Все было мокро под ним от крови. Стал понимать, что может обессилеть и не встать. Кое-как поднялся, взял палку, перебрался через ручей. Добрел до зимовья. Надеялся, что старик уже там, поможет, но его в избушке не оказалось.

Порвал зубами рубаху и полотенце, кое-как обмотал раны, упал на нары и потерял сознание. Когда очнулся, уже вечерело. А старика все нет. Нашел сухую крупу, пожевал, напился воды и опять упал.

…Совсем под утро, когда слегка светало, услышал голос: «Хван-посу, Хван-посу! Вставай!» С трудом сел.

Посреди зимовья стоял старик. Но не Ким-ёнгам, а совсем незнакомый. Высокий, длинная седая борода. В руках палка. Гость тихо, но внятно произнес:

— Ты Кима-охотника не жди. Он не придет. Хочешь остаться жить — вставай и иди на восход солнца. Иди сколько сил хватит. Дойдешь — жить будешь.

Сказал и вышел — как растаял…

Светает в окошке. Попытался встать. Боль во всем теле невыносимая, тряпки присохли, все тянет, жжет… Сцепил зубы, решил идти, как указал старец. Большое доверие к нему почувствовал.

Выбрался наружу, подобрал крепкую палку, заковылял. А на восход солнца — как раз мимо того места, где медведь калечил. Снова перебрел ручей, поровнялся с корнем. Вокруг вся трава измята, в крови. Глядь, в трех шагах и винтовка с оборванным ремнем! И, как ни тяжело, связал ремень, повесил на плечо Спрингфилд. «Эх, был бы он вчера не за плечами…»