— Ты за словами-то следи, козявка мелкая! И голос на меня не повышай, то же мне «фифа» нашлась! Расскажу дядьке, где я тебя встретил, выпорет!
— Пытался уже один… — буркнула Тори, и не на шутку рассердилась.
— Что вы ко мне все относитесь, как к ребенку? Как к трясогузке какой-то… Я вам что… соплячка малолетняя? Мне скоро двадцать пять будет! И все готовы мораль читать, хлебом не корми… и все учат как жить. И вечно недовольны… даже этот… Псих лесной…
— Понравился, что ли тебе… псих?
Брок потянул воздух ноздрями и, пристально посмотрел на Тори, остановившись. Глаза его сузились под густыми бровями:
— Была с ним?
— Была! — с вызовом ответила девушка, гордо вздернув подбородок.
— И в полном восторге! И хочу еще! И если он за мной не придет… ты, думаешь, уеду, как обещала? Хре-енушки вам! Да, ничего подобного! Сама пойду к нему в лес, и пусть только попробует меня не пустить! Пожалеет…
— Ух, ты, грозная какая! — невольно залюбовался девушкой Брок, и даже задумался на минуту, глядя в ее изумрудные глаза, потемневшие от страсти.
— «Маша — лето, Лиза — зима, Катя — осень. А ты как весна, Вика…. ты как бурное половодье… ледоход на реке… майская гроза… душная соловьиная ночь, когда сердце трепещет в нетерпении, а горячая кровь заставляет бежать из берлоги на поиски пары, сметая все и всех на своем пути… Старому Тигру, кажется, повезло… И даже веснушки твои золотые, словно первые одуванчики на песчаном пригорке…»
А потом Брок объяснил Тори свое появление в лесу неподалеку от избушки Турана:
— Дядька твой вчера вечером от Дамира сообщение получил: в километре от нашей дороги какой-то зверь непонятный двух парней покалечил, там еще третий был, он до поста доехал и сообщил о нападении. Про девушку, кажется, что-то говорил еще, а в лесу потом женскую одежду нашли — разорванную рубашку и курточку… светлую. Коротков тебе дозвониться не мог… очень переживал, с самого утра уехали они с Владом, вещи эти хочет опознать.
— Телефон! — забеспокоилась Вика, — я никаких звонков не слышала…
«Сотовый» девушка нашла в своем рюкзачке, что передал ей Туран, расставаясь. Правда, задняя панель немного отошла, батарея торчала наружу, и аппарат был отключен.
— Надо бы в поселок скорее вернуться, дяде Леше позвонить! Он так волнуется за меня теперь, он меня больше не выпустит из дома или… — Тори даже замерла от ужаса при такой мысли, — или вообще в город отправит! А я больше в город не хочу, мне и тут неплохо!
— Игнат, как ты думаешь, он все-таки придет за мной… из леса? А? Медведь бросил мимолетный взгляд на милое расстроенное личико девушки.
— Слушай, Вика… мне бы надо тебе кое-что рассказать… о твоем этом Тигре. Но, наверно, это лучше всего Маша сделает. Пойдем сейчас к нам, там и поговорите. Тебе надо… знать все.
— Ну, пошли быстрее уже… Мыться хочу и одежду другую! Как чучело какое-то хожу, натуральное пугало, фу — самой противно!
Последние слова Тори прозвучали весьма эмоционально. Но, когда Медведь отвернулся и пошел вперед, девушка тайком прижала к лицу рукав куртки Турана…
Еле сдерживая слезы, Вика попыталась уловить знакомый запах сурового мужчины с которым провела, пожалуй, самую незабываемую ночь в своей жизни. «Как же ты там теперь один остался… Тигренок мой!»
До Машиного дома добирались долго, и теперь Тори с досадой представляла себе какой длинный путь проделал Туран, чтобы выбраться на «федералку», к условленному месту встречи на автобусной остановке. К тому же еще, кажется, шел дождь. Ей-то какая разница — Тори ехала в машине с Белоноговым, а вот Турану из-за ее проблем пришлось долго-долго идти по мокрому лесу.
Девушку вдруг охватило невыносимое чувство вины. «А, как же он с «черепками»-то разобрался круто, я даже ничего толком не поняла, ревела как белуга, а потом смотрю — все лежат… А, в гостях у него я только ныла, да еще и приставала к нему, вот же идиотка озабоченная! А, может, он и не хотел совсем… а может…» И Тори даже вдруг похолодела от внезапной догадки:
«А, если ему было нельзя… вдруг, он какой-то особенный обет дал, как монах… может, он тоже в отшельники подался от соблазнов мирских, а тут я «нарисовалась» и в искушение его ввела — невинного агнца…»
Тори быстренько припомнила сюжет повести Льва Толстого «Отец Сергий» о русском князе Степане Касатском, служившем при царе Николае I. Узнав, что невеста его была прежде любовницей государя, князь «постригся» в монахи, и стал жить отшельником в дремучем лесу, «алкая пищи духовной».
А потом одна разбитная бабенка, поспорив с подвыпившими друзьями, что совратит «святошу», напросилась в гости к одинокому монаху. «Замерзла, мол, в лесу, пустите погреться, да и переночевать заодно… в тихой вашей обители». И вот, чтобы не впасть в грех с нахальной молодой вдовушкой, Отец Сергий взял топорик, да и отрубил себе палец на левой руке. От этого геройского поступка гостья его ночная сильно расчувствовалась и тоже в монастырь ушла… в женский, естественно.
И тут Вика особенно ужаснулась направлению своих мыслей.