Тигр скал

Связываемся новой, полученной перед выходом австрийской веревкой. Пока идем вместе. Стена легко­преодолимая. Постепенно уклон возрастает. Предстоит преодолеть отвесный снежно-ледовый участок. Миша страхует меня превосходно, и я медленно, очень осто­рожно продвигаюсь кверху. Вырубаю во льду ступеньки. Скалы, которые приходят на смену этому участку, мокрые от талой воды и обледенелые, что ощутимо затрудняет подъем. Наконец я выхожу на гребень и принимаю Мишу...

Потом скалы стали посуше, зато сильно увеличился уклон. Миша идет впереди. Вот уже несколько лет мы ходим вместе, я наблюдаю его мастерство, и, казалось бы, что может меня удивить? И тем не менее всякий раз меня приводит в восторг его непередаваемый почерк, удивительная артистичность каждого его дви­жения, какая-то особая кошачья мягкость, цепкость и пластичность и одновременно сила! Я смотрю и не­вольно думаю: за что же он уцепится на этой совер­шенно гладкой стене? Но он находит какие-то выступы, расщелины, трещины. Кажется, он сросся со скалой, они едины, нерасторжимы, ничто не в состоянии оторвать его оттуда... Каждой мышцей, каждой кле­точкой кожи он прилип к стене и медленно, упорно, неуклонно   идет   наверх.   Его   движения    абсолютно точны...

К сожалению, никакие слова не могут это описать...»

***

Фасад старинного сванского дома закрывает рису­нок. На огромном полотне изображены ущелье Энгури, Ушба и сванские башни. Снежный форпост вер­шины, на котором — сильно увеличенное фото Ми­хаила.

Во дворе, на столе, разложено охотничье и альпи­нистское снаряжение Михаила, подаренное ему отцом. Здесь фамильный кинжал и кремневое ружье с поро­хом, бандули и вязанные крючком пачичи, кошки и старая муджура — предок ледоруба, старинный би­нокль и шапка из валяной шерсти, чоха-ахалухи и башлык из домотканой шерсти. Все эти предметы говорят о славном прошлом рода Миндохшери.

Михаил покоится в мачуби нового, только что от­строенного двухэтажного дома. Все село пришло на помощь семье Хергиани, чтобы срочно, за несколько дней, закончить этот дом, покрыть его, вставить двер­ные и оконные рамы, застеклить их, оштукатурить стены, настелить полы...

Родственники, соседи, близкие расположились вокруг покойного по степени близости к нему и к семье. Оплакивать погибшего полагалось все эти дни — дни скорби и стенаний. Но кульминация плача была все же на кладбище, перед погребением. Соблюдали порядок — иные причитали и плакали здесь, дома, иные сохраняли себя для последнего, прощального плача.

...разве помогут нам твои медали, Минаан!
Разве поможет нам твоя слава,—
О, Минаан, мертвый лежишь ты, мертвый!..—

доносился чей-то голос до Бесариона. Он стоял во дворе и с неудовольствием слушал, как кто-то из плакальщиц упрекал его сына за любовь к горам. Бесариона всегда сердило, когда Михаила порицали за это. Эта страсть — фамильная страсть Хергиани. И вообще он считал, что каждый человек идет своей дорогой, и никому не ведомо, что ждет его на этой дороге, победа или смерть. Победа — удел смелых, но и поражение тоже удел смелых, а тот, кто не побеждает и не терпит поражения, вообще ничего из себя не представляет.

Племянник, Заур Хергиани, словно почувствовав неудовольствие Бесариона, поспешно подошел к нему и почтительно спросил:

— Ничего не желаете, дядя Бесарион?

— Знаешь, милый... скажи-ка женщинам, пускай отдохнут, поздно уже, пуская отдохнут... и ему дадут покой...

***

Следующую, предпоследнюю ночь в доме Хергиани провели самые близкие. Как ни велика была тяжесть утраты, а обычаи требовали своего: надо было обгово­рить и заупокойную трапезу — келех. Еще лет пять­десят назад к поминальному столу подавали блюда из тех продуктов, которые имелись в самой Сванэти: кабаб, лобио с различными приправами и специями, отвар­ной картофель, вареная и подслащенная чечевица, которой обносили гостей. Из напитков — ячменная либо пшеничная водка. На келех шли не ради еды и питья — зачастую угощение оставалось почти нетро­нутым: напитки лишь пригубляли — за упокой, съедали малую толику обязательной по ритуалу еды, произноси­ли несколько необходимых тостов — и расходились чинно, пристойно. Но вот однажды на чьем-то келехе появились рыбные и овощные блюда, появилось вино... и пошло, и пошло. Семьи, в которые вторгалась смерть, стали подражать друг другу Несмотря на то что привозить из Кутаиси, или Зугдиди, или Сухуми рыбу, овощи (те, которые не произрастали в Сванэти) и вино на все село было очень трудно и дорого, это вошло в моду.

***

«...Пройдена половина маршрута. Мы сидим в не­большой нише, служившей приютом первопокорите-лям Су-Альто. Перед последним боем необходимо как следует отдохнуть, набраться сил. Подкрепляемся шоколадом, запиваем его водой из фляжки. Отсюда отлично видно все ущелье, утопающее в зелени, с яркими альпийскими цветами на склонах. Где-то внизу, недовольно ворча, бежит небольшая речушка. В чистейшем воздухе далеко разносится звон бубенчи­ков стада и покрики пастухов.