Он мгновение с интересом оглядывал ее, потом пожал плечами.
Барбаре д’Куртнэ он сказал:
— Помощь, Барбара.
Она тут же подскочила с подиума, на котором сидела, и обратилась в слух, а он принялся аккуратно ее зондировать… Ощущения постельного белья… Далекий зов…
Глубоко в подсознании она откликнулась:
— Кто здесь?
— Никого здесь нет. Никого. Я одна.
И она была одна, неслась по коридору к двери, открывала, врывалась в орхидейный номер, чтобы увидеть…
— Человека. Двоих мужчин.
— Уходи. Пожалуйста, уходи. Я не люблю голоса. Там голос кричит. Крик стоит у меня в ушах…
И она кричала, повинуясь инстинкту, в ужасе пятилась от сумрачной фигуры, которая встала между Барбарой и ее отцом, потянулась к девушке. Развернувшись, Барбара начала бегать кругами…
— Он… Нет. Тебе здесь не место. Нас только трое. Отец и я… и…
Сумрачная фигура схватила ее. Вспышкой промелькнуло лицо. Ничего больше.
— Да. Да. Да.
И не осталось ничего.
И она снова опустилась на колени, спокойная, безжизненная, словно кукла.
Пауэлл вытер пот с лица и снова усадил девушку на подиум. Его вымотало даже сильнее, чем Барбару д’Куртнэ. Ей помогала истерика, смягчившая эмоциональный удар. Он же был беззащитен. Он переживал ее ужас, ее панику, ее муки и был при этом наг и беззащитен.
Он набрал полную грудь воздуху и произнес:
— Помощь, Барбара.
И снова она подскочила, обратившись в слух. Он быстро просочился в нее.
— Это снова ты?
— Нет. Нет. Не знаю тебя. Проваливай.
— Мы?
— Но почему ты мне сейчас не поможешь?
— Мой отец! Помоги мне его остановить. Останови. Останови. Помоги мне закричать. Помоги! Помоги, молю!