Тигр! Тигр! (сборник)

Фойл стал ощупываться дрожащими пальцами. Он лежал в постели. Его окружал гул вентиляторов и кондиционеров, пощелкивание и жужжание сервомеханизмов. Он находился на корабле. К постели его привязывали ремни. Корабль был в свободном падении.

Фойл отстегнул ремни, оттолкнулся локтями и взмыл в воздух. Он парил в темноте, тщетно надеясь нашарить выключатель или кнопку вызова. Его руки наткнулись на графин с рельефными буквами на стекле. Он прочитал их кончиками пальцев. В.О.Р.Г.А. Ворга.

Он закричал. Дверь каюты открылась. Из светлого помещения с роскошной обстановкой выплыла фигура.

– На этот раз мы тебя подобрали, – сказала Оливия Престейн.

– Оливия?

– Да.

– Значит, это правда?

– Да, Гулли.

Фойл заплакал.

– Ты очень слаб. Ложись.

Она выплыла с ним в соседнее помещение и уложила его в шезлонг, пристегнув ремни. Шезлонг еще хранил тепло ее тела.

– Ты был в таком состоянии шесть дней. Мы не думали, что ты выживешь. Тебя покинули все силы, прежде чем хирург нашел эту батарею на спине.

– Где она? – выдавил Фойл.

– Беpи в любой момент. Не волнуйся, дорогой.

Он пристально посмотрел на Оливию. Его Снежная Дева… возлюбленная Принцесса… белая шелковая кожа, слепые коралловые глаза, тонкие коралловые губы… Она коснулась его влажных щек надушенным платком.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Тсс. Знаю, Гулли.

– Ты знаешь обо мне все. Давно?

– Я знала, что Гулли Фойл – мой враг, с самого начала. Но до нашей встречи я не догадывалась, что он – Формайл. Ах, если б я только знала раньше… Сколько было бы спасено…

– Ты знала и смеялась надо мной?

– Нет.

– Была рядом и давилась смехом.

– Была рядом и любила тебя. Не перебивай, дай мне сказать. Я стараюсь быть рациональной, а это нелегко. – На мраморное лицо пал румянец. – Я не играю с тобой. Я… выдала тебя своему отцу. Да. И через час поняла, что совершила ошибку – я люблю тебя. Теперь мне приходится расплачиваться. Тебе незачем знать.

– Ты рассчитываешь, что я поверю?

– Зачем тогда здесь я? – Она слегка задрожала. – Почему я последовала за тобой? Эта кошмарная бомбежка… Еще пару минут, и ты был бы мертв, если бы мы тебя не подобрали. От твоей яхты ничего не осталось.

– Где мы сейчас?

– Какая разница?

– Я тяну время.

– Время? Для чего?

– Чтобы собраться с силами.

– Мы на орбите вокруг Земли.

– Как вы нашли меня?

– Я знала, что тебе нужна Линдси Джойс, и взяла один из отцовских кораблей. Это снова оказался «Ворга».

– Ему известно?

– Ничего ему неизвестно. У меня своя жизнь.

Фойл не мог отвести от нее глаз, и в то же время ему было больно смотреть на нее. Он жаждал и ненавидел… жаждал изменить содеянное и ненавидел правду за то, что она такова. Он осознал, что гладит ее платок дрожащими пальцами.

– Я люблю тебя, Оливия.

– Я люблю тебя, Гулли, враг мой.

– Ради бога! – взорвался он. – Почему ты это сделала?

– Что?! Ты требуешь извинения?! – хлестнула она.

– Я требую объяснения.

– От меня ты его не услышишь.

– «Кровь и деньги» – сказал твой отец. И он прав. О-о… Дрянь! Дрянь! Дрянь!

– Кровь и деньги – да; и не стыжусь!

– Я тону, Оливия. Кинь мне хоть тростинку…

– Тогда тони. Меня не спасал никто. Нет, нет… Все не так… не так… Подожди, мой милый. Подожди. – Она взяла себя в руки и заговорила спокойно и очень нежно: – Я могу солгать, Гулли, любимый, и заставить тебя поверить, но я буду честной. Объяснение очень простое. У меня есть своя личная жизнь. У всех есть. И у тебя…

– Какая же жизнь у тебя?

– Ничем не отличающаяся от твоей… от любой другой. Я лгу, я обманываю, я уничтожаю… как все мы. Я преступник… как все мы.

– Зачем? Ради денег? Тебе не нужны деньги.

– Нет.

– Ради власти… могущества?

– Нет.

– Тогда зачем?

Оливия глубоко вздохнула, как будто признание мучило ее страшно.

– Ради ненависти… чтобы отомстить.

– За что?

– За мою слепоту, – проговорила она низким голосом. – За беспомощность… Меня следовало убить в колыбели. Известно ли тебе, что такое быть слепой… воспринимать жизнь из вторых рук? Быть зависимой, искалеченной, бессильной… «Если ты слепа, пускай они будут еще более слепы. Если ты беспомощна, раздави их. Отплати им… всем им».

– Оливия, ты безумна.

– А ты?

– Я люблю чудовище.

– Мы пара чудовищ.

– Нет!

– Нет? Ты не чудовище?! – Она вспыхнула. – Что же ты делал, если не мстил, подобно мне, всему миру? Что такое твоя месть, если не сведение счетов с невезением? Кто не назовет тебя безумным зверем? Говорю тебе, мы пара, Гулли. Мы не могли не полюбить друг друга.

Правда сказанных слов ошеломила его. Он примерил на себя пелену ее откровения, и она подошла, облегая туже, чем тигриная маска, вытатуированная на его лице.

– «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй! – произнес он. – Зверь! Хуже зверя!» Это правда. Я ничем не лучше тебя. Хуже. Но богу известно, я не убивал шестьсот человек.

– Ты убиваешь шесть миллионов.

– Что?

– Возможно, больше. У тебя есть что-то, необходимое им для окончания войны.

– Ты имеешь в виду ПирЕ?

– Да.

– Что за миротворец эти двадцать фунтов чуда?