Тигр! Тигр! (сборник)

– Натан Райли отправляется назад во времени в начало двадцатого века. Там он живет жизнью самой смелой мечты. Он крупный игрок, друг Алмаза Джима Брэди и прочих. Он зашибает деньги на ставках, потому что заранее знает исход событий. Он ставит на победу Эйзенхауэра на президентских выборах и выигрывает. Он выигрывает, поставив на то, что титулованный боксер Марчиано побьет другого титулованного боксера, Ла Старцу. Он удачно инвестирует в автомобильную компанию Генри Форда. Вот они, ключи. Они тебе о чем-нибудь говорят?

– Без помощи социолога – нет, – ответил Карпентер и потянулся к интеркому.

– Не переживай, я объясню. Попробуем другие ключи. Скажем, вот Лейла Мэйчен, которая сбегает в Римскую империю и живет там жизнью своей мечты как роковая женщина. Все мужики у ее ног: Юлий Цезарь, Брут, весь Двадцатый легион, мужчина по имени Бен Гур. Видишь ошибку?

– Нет.

– Вдобавок она курит сигареты.

– И что? – произнес Карпентер после паузы.

– Я продолжаю, – сказал Скрим. – Джордж сбегает в Англию девятнадцатого века. Он там член парламента и друг Глэдстона, Каннинга, Дизраэли. Последний катает его на своем «Роллс-Ройсе». Ты в курсе, что такое «Роллс-Ройс»?

– Нет.

– Это такая модель автомобиля была. Ты еще не понял?

– Нет.

Скрим встал и начал в нетерпении мерить шагами кабинет.

– Карпентер, это открытие более значимо, нежели телепортация или путешествие во времени. Это спасение рода человеческого, и я не преувеличиваю. Две дюжины контуженых в палате «Т» вбомбило термоядерным взрывом в нечто настолько масштабное… неудивительно, что твои специалисты и эксперты не в состоянии его понять.

– Скрим, да что же может быть значимей путешествий во времени?!

– Карпентер, слушай сюда. Эйзенхауэр не баллотировался в президенты вплоть до середины двадцатого века. Натан Райли не мог быть другом Алмазу Джиму Брэди и одновременно ставить на победу Эйзенхауэра в предвыборной гонке… потому что Брэди умер за четверть столетия до того, как Айк стал президентом. Марчиано побил Ла Старцу спустя пятьдесят лет после основания Генри Фордом автомобильного бизнеса. Путешествие Натана Райли во времени пестрит подобными анахронизмами.

Карпентер озадаченно глядел на него.

– Лейла Мэйчен не могла взять в любовники Бен Гура. Бен Гура в Риме никогда не было. Его вообще никогда не существовало. Он персонаж романа. Она не могла курить. Тогда у них не было табака. Видишь? Новые анахронизмы. Дизраэли не мог бы прокатить Джорджа Хэнмера на «Роллс-Ройсе», потому что автомобиль изобрели спустя много лет после смерти Дизраэли.

– Ты что несешь? – воскликнул Карпентер. – Хочешь сказать, они всё выдумали?

– Нет. Не забывай, им не нужен сон. Они не принимают пищу. Они не лгут. Они действительно отправляются в прошлое. Там едят и там спят.

– Но ты ведь заявил, что их рассказы не выдерживают критики. Что они полны анахронизмов.

– Потому что они перемещаются в прошлое, каким себе его представляют. У Натана Райли своя картина Америки начала двадцатого века. Она ошибочна и полна анахронизмов, потому что он не ученый; однако для него реальна. Он может там жить. И остальные в своих.

Карпентер вытаращился на него.

– Концепция с трудом поддается осмыслению. Они открыли, как превращать мечту в реальность. Они узнали, как перемещаться в реальность, созданную их воображением. Они могут остаться там и жить, вероятно, вовеки. Господи, Карпентер, вот она, ваша Американская Мечта. Чудо, бессмертие, творение по образу и подобию Божьему, власть ума над материей… Его необходимо исследовать. Его нужно изучить. Его надо даровать миру.

– А ты это можешь, Скрим?

– Нет. Я историк. Я не творческая натура, это выходит за пределы моих возможностей. Вам нужен поэт… человек, понимающий, как воплощать мечты. От воплощения мечты на бумаге или холсте недолог путь до овеществления мечты в реальности.

– Поэт? Ты серьезно?

– Конечно серьезно. Ты не знаешь, кто такие поэты? Вы нам пять лет талдычили, что война ведется во имя защиты поэтов.

– Скрим, ну не вредничай. Я…

– Отправь в палату «Т» поэта. Он узнает, как они это делают. Только он способен. Поэт и сам в какой-то мере уже владеет этим искусством. Когда поймет, то научит ваших психологов и анатомов. А они смогут научить нас. Но поэт – единственный мыслимый интерпретатор, связующее звено между контужеными и твоими экспертами.

– Скрим, я думаю, ты прав.

– Тогда не тяни, Карпентер. Твои пациенты возвращаются в наш мир все реже и реже. Необходимо выведать секрет, прежде чем они исчезнут навсегда. Пошли в палату «Т» поэта.

Карпентер щелкнул тумблером интеркома.

– Поэта мне! – приказал он.

Он ждал, ждал… ждал… пока Америка лихорадочно перебирала свои двести девяносто миллионов закаленных и отточенных экспертных инструментов, призванных защитить Американскую Мечту о красоте, поэзии и Лучшем в Жизни. Он ждал, пока ему разыщут поэта, и не понимал, отчего так тянут, почему поиск не дает результатов, не понимал, почему Брэдли Скрим покатывается со смеху над этим заключительным, воистину роковым исчезновением.

Адам без Евы