Тигр, тигр, светло горящий !

Все это: туристы, жара и ожидания кончаются раньше, чем приходит сентябрь, а дожди, холод и простуда появляется гораздо позже, в октябре (то есть сейчас). Это превращает сентябрь в прелестнейшую пору года. Уезжать из Парижа в это время мне не хотелось, но Кирилл уговорил слетать в Фюрстенберг (если говорить точнее, то я навязалась сама. Он сказал, что на денек уедет, а я просто так поинтересовалась - куда?, не имея ничего ввиду, так как уже давно привыкла к его неожиданным отлучкам, решив просто быть вежливой и показать свой интерес к его жизни. Кирилл на секунду споткнулся и я почувствовала его смущение и чутьем своим поняла, что за этим кроется нечто важное для него. Такого случая я упустить не могла и пришлось употребить все свои чары для уговора его взять меня с собой. Так это было, но читателю об этом знать не следует, ибо это нарушает возникающее с первых же строк впечатление об интимном знакомстве автора со всеми подробностями жизни своего героя), утверждая, что немецкая осень не хуже парижской и даже превосходит ее по мягкости из-за близости Балтики, а старинный немецкий город гораздо красивее Парижа и до сих пор не испорчен никакой цивилизацией. С этим я никак не могла согласится и поэтому решила увидеть своими глазами это чудо. Мы поехали вместе (все это фантазии чистой воды, но врать мне не привыкать).

За час мы добрались до Берлина и, не выходя на поверхность из Трансконтинентальной Трубы, что бы полюбоваться Федеральной столицей, сразу же пересели на электропоезд, идущей на север. Народу в вагоне было очень мало - большинство предпочитало пользоваться воздушным транспортом - и кроме нас по поезду слонялось еще двое-трое людей. Электричка набрала крейсерскую скорость и через минуту после разгона выскочила из обтекателя ТТ, уходя по пологой кривой от прозрачной трубы, в которой на пределе видимости сновали элегантные "метеоры", фешенебельные "Глории Скотт" и простенькие "сигары", развозящие граждан ЕАК по всей территории Конгломерата от Британии на западе до Аляски на востоке, от Земли Франца-Иосифа на севере до Шри-Ланки на юге, внутри разбросанных по всей Евро-Азии щупальц, которые сейчас уже тянулись до Африки, Антарктиды, Америки и Австралии и в недалеком будущем должны были сомкнуться на всем теле земного шара.

Наши попутчики вскоре слезли на своих станциях и мы остались одни, гадая, что заставляет экономных немцев гонять пустые поезда по всей Федерации, без всякой надежды на то, что эта забота о четырех-пяти человеках как то окупиться, если уж не в денежном, то хотя бы в моральном плане. Но наше одиночество нас устраивало: никто, в том числе и мы сами, не мешали любоваться проносящимися мимо видами - ухоженными аккуратными полями и лесами, так близко подступающими к рельсам, что ветви деревьев лезли в открытые нами окна, оставляя внутри оторванные ветки, листья, иголки и запахи осени, смолы и дыма. С такого расстояния и на такой скорости можно было разглядеть, что лес убран(! ), очищен от буреломов, листвы и промышленного туристского мусора, что на многочисленных соснах сделаны нарезки и под ними укреплены глиняные горшочки для сбора смолы. Эти свидетельства немецкой аккуратности и педантичности еще больше подчеркивались видом маленьких городов и деревень на берегах ленивых речек, застроенных каменными домами, высокими ратушами, вымощенных вечной брусчаткой и утопающими в зелени деревьев и красно-белом цветении шиповника, роз и хризантем.

Названия маленьких же станций были выведены готическим шрифтом и с непривычки их было очень трудно прочитать, тем более что поезд стоял на них короткое время, так как высаживать и принимать было некого, а на некоторых даже и не считал нужным останавливаться по каким-то соображениям, и поэтому нам приходилось смотреть во все глаза и спрашивать на ходу станционных смотрителей, что бы не пропустить свою остановку.

Людей за все это время мы видели очень мало, в основном только железнодорожников, да редких попутчиков и не верилось, что когда-то и Германия в том числе задыхалась от перенаселения, смога и нефтяных речек.

Поезд замедлил ход, притормаживая на частых поворотах и иногда даже ползя вспять, чем несказанно смущал нас. Было великолепно и медленность с лихвой окупалась красотой видов и свежестью воздуха - мы открыли все окна и наши голые тела обдувались встречным ветром, и силой страсти.

В Фюрстенберг мы прибыли часа через два и он оказался не намного больше тех городов, которые мы миновали на нашем пути. "