Тигр, тигр, светло горящий !

Я подивился проницательности старика и только пожал плечами - я и сам уже понял, что моему одиночеству и бегству пришел конец. Аноним из "Петроградских Вестей" достал меня.

- Пойдемте, - взял меня за рукав смотритель и повел вдоль витрин с кусками янтаря. - Вот, смотрите.

Мы стояли перед нишей в которой лежал желтый, оглаженный волнами янтарь, а в его глубине сидела небольшая мушка. Витрина была красиво оформлена под дно морское с плавно качающимися листьями морской капусты и меланхолично плавающими кильками, шпротами и прочими анчоусами.

- Ей несколько миллионов лет и она до сих пор прекрасно сохранилась. Если бы ее не замуровала смола, она прожила бы свою короткую жизнь и никто не узнал о ее существовании. Вот так и в жизни, как мне кажется - либо смерть и слава, либо жизнь и забвение.

- Спорный тезис, - ответствовал я, - э-э-э...

- Витас, - представился он.

- Кирилл. Так вот, господин Витас, я не согласен с вашей философией. Забвение в большей степени сопутствует смерти, чем жизни.

- Тогда это противоречит вашим поступкам, понис Кирилл. Разве не от славы вы бежали в наш городок? Следуя вашей логике, вам следовало застрелиться для того, что бы вас забыли. Вы же продолжаете жить и нести славу с собой.

Я развел руками:

- Самоубийцы из меня не получится. А откуда вы меня знаете?

- Я читал ваши книги и видел ваши репортажи. Мой сын просто бредил вами и после того, как вышла "Белая кошка на летнем снегу" он сразу же записался добровольцем в Космические силы. Мне же больше нравится "Найденыш", да и стар я для войны.

- И что же с ним случилось?, - спросил я, холодея от нехорошего предчувствия.

Витас помолчал. За время нашей пропедевтики мы поднялись на второй этаж и, пройдя в левое крыло музея, оказались в хозяйственном блоке, состоящим из анфилады двух комнат. В первой, большой, громоздились уборочные автоматы, стояли лопаты и грабли, валялись рукавицы, садовые ножницы и книги. Во второй, совсем крохотной, судя по всему и обитал старый Витас. У окна расположился стол, к стене прижимался диван, а над ним нависал шкафчик. Я расположился на диване у окна, откуда открывался вид на парк, а старик принялся хозяйничать, не переставая болтать.

- Это просто счастье, понис Кирилл, что вы оказались в нашем городе. Я писал как-то вам, но ответа, конечно, не получил, да и не ждал его. В нем я благодарил за сына. Если бы он не пошел в армию, то не знаю, что с ним могло бы случиться. Это, знаете ли, беда всех курортных городов - в мертвый сезон отдыхающих нет, работы тоже нет. Молодежи заняться нечем, вот и кудесят кто на что горазд. Летом же им работать неохота. Да и какая может быть работа, когда кругом полно праздно шатающихся туристов и кажется, что весь мир отдыхает и веселится. Просто беда с ними. Пейте чай, пожалуйста, сейчас достану копченое мясо и хлеб с тмином.

- Спасибо.

- Так вот, я уж думал мой оболтус пойдет по кривой дорожке, да вот вы помогли. Сейчас он на Марсе, в Учебном корпусе. Командиры его хвалят, говорят выйдет из него хороший офицер.

- А вы не боитесь, что снова начнутся боевые действия?

Старик вздохнул.

- Кто же не боится. Но лучше погибнуть на войне, чем сгнить на каторге.

Я пожал плечами, но промолчал.

Вот так, думал я, уходя из музея, подтверждаются самые грустные ожидания. Еще один мой рекрут. Интересно, благодарил бы меня этот человек, если бы его сын сгинул в ледяных пустынях Спутников или вернулся бы домой радиоактивным калекой?

Парк медленно перетек в улицу с одно- и двухэтажными коттеджами и заброшенными пансионатами, обсаженными деревьями и кустами темного для меня происхождения. Редкие прохожие прогуливались по Лайсвес аллеи, магазины большей частью были закрыты - сезон кончился и торговля замерла. Я брел без всякой цели, натянув на уши капюшон и засунув руки в глубокие карманы плаща, прокручивая случившийся разговор, и чуть не угодил под машину, которая резко затормозила на мокром асфальте, пошла юзом, каким-то чудом не сметя меня, словно бита - городок, обогнула мое замершее тело, обругав напоследок гнусным бибиканьем и обдав сизым дымом от полупереваренного в недрах загибающегося от ржавчины двигателя бензина. От такого вида транспорта я давно отвык и еще долго глядел на это чадящее чудовище с открытым ртом и сильно бьющимся от пережитого страха сердцем. У хозяина этого монстра должны быть большие проблемы с экологической полицией, пронеслось у меня в голове.

Мерседес покатил дальше и лихо для его возраста повернул на Прамонес. Я пожал плечами и побрел вслед за машиной. Местные жители из всех видов транспорта предпочитали ноги и даже велосипед здесь считался издевательством над окружающей средой, к тому же Паланга была маленьким городком и пока водитель этого Жигули заводил бы свой агрегат, любой малыш уже бы пересек весь город раза два. Я тоже сравнительно долго не мог привыкнуть к такой провинциальности, но потом вошел во вкус пешего передвижения.