Тигр в колодце

С Сиднеем было приятно разговаривать. Он много знал и всегда был готов выслушать, не как другие парни, которые сами любили болтать без умолку. Он был немного развязным, но ей это нравилось в мужчинах. К тому же у Сиднея было еще одно хорошее качество: ему очень нравилась мисс Локхарт, и он всегда старался быть в курсе всех ее дел.

Когда музыканты вернулись (как сказал Сидни, «вытирая бакенбарды от пива», хотя сами они в антракте тоже выпили), он взял ее за руку.

— Точно тебе говорю, — заявил он. — За всем этим стоит ваш точильщик. Лучше от него избавиться, если хочешь знать мое мнение. Всегда виноваты они — эти жизнерадостные франты. А мы, неуклюжие, застенчивые и всеми забытые, — самые честные.

Он обнял ее за талию.

— Ты забываешься, — сказала Элли, но при этом улыбнулась.

— Вот видишь — я же говорю, что я честный. Она позволила ему не убирать руку. Так они дослушали концерт до конца.

Глава девятая Выдающийся адвокат

Утро в среду выдалось холодным и ветреным. Спала Салли плохо, часто просыпалась: в голову лезли беспокойные мысли о встрече с адвокатом, и заснуть снова было трудно. Она начала смотреть на серый свет, просачивающийся в комнату из-за занавесок, слушать, как дождь хлещет по окну, и провалилась в сон, который, как ей показалось, длился всего пару минут, прежде чем ее разбудила Элли.

Когда она отправилась в Сити, дождь лил как из ведра, а ветер отрывал от деревьев небольшие ветки. Салли добралась до своей конторы вся мокрая и продрогшая, долго не могла разжечь огонь, потому что в камине не было тяги, а потом ждала, пока согреется вода, чтобы отмыть испачканные в саже и золе руки.

Днем погода не улучшилась. Еще утром Салли обнаружила, что сделала ошибку в одном из писем биржевому маклеру, в результате деньги клиента вложили не туда, куда следовало. Слава богу, речь шла о незначительной сумме, к тому же инвестирование даже оказалось удачным, но все же Салли не могла простить себе такую безалаберность. Фирма не может допускать подобных промахов. В конце концов, она здесь не единоличная хозяйка, у нее была партнерша, с которой нельзя не считаться.

Наспех съев бутерброды, приготовленные миссис Перкинс, яблоко из сада и кофе, разогретый на непослушном огне, Салли просматривала финансовые колонки в «Тайме» и в еженедельнике «Файненшл кроникл». Вдруг перед ее глазами мелькнуло знакомое имя, и ей пришлось прочитать всю страницу, чтобы снова найти его. Это было имя Дэниела Голдберга, и упоминалось оно в передовице, где правительство призывали проявить волю и выслать из страны зарубежных агитаторов, которые оскорбляют традиционное гостеприимство Британии, сеют вражду и ненависть. Из статьи стало ясно, что Голдберг — фигура известная в социалистических кругах и что он подвергался политическим гонениям сначала в Пруссии, а потом в Бельгии. В своем призыве изгнать Голдберга и из Великобритании, газета подчеркивала, что всегда стояла за свободу мысли и слова, благодаря чему Британия долгое время была примером для других стран и т. д.

Салли прочитала газетный материал до конца, но ничего не почувствовала. Это ее беспокоило — такая нейтральность окрашивала мир в серые цвета. Она должна что-то думать о социализме, поскольку это насущный вопрос. Салли даже знала, что именно она должна думать о социализме, но пока ощущала такую ненависть и страх из-за этого дела с Артуром Пэрришем, что у нее не оставалось сил порицать экономические теории.

Она отложила газету, сделала пару записей по поводу акций, походила туда-сюда, приготовила еще кофе. Наконец Сисли Корриган, добрейшей души человек, потеряла терпение:

— Ради бога, мисс Локхарт, почему бы вам не пойти прогуляться. Здесь больше делать нечего, вы себя только накручиваете. Идите на улицу, промокните, замерзните, зато, когда придете домой, примете горячую ванну, и вам станет гораздо лучше. А я здесь все приберу и закрою за собой дверь.

— Хорошо, — согласилась Салли. — Наверное, так я и сделаю.

Она надела плащ и шляпку, взяла ботинки, которые сушились у камина, и, не посмотрев на лежащую на столе газету, вышла.

Дождь все еще моросил, было промозгло, но Салли не обращала внимания на погоду и быстро шла мимо собора Святого Павла к Ладгейт-Хилл, а потом по набережной в сторону парламента. Начался отлив, обнаживший дальний берег реки, грязный, серый, замусоренный. Причалы, лесные склады, лесопильные заводы и литейные цеха зловеще упирались в низко нависающее небо, паровые краны напротив Уайтхолл-Стэрс бессмысленно опускались и поднимались. Теперь, когда вода ушла, Вестминстерский мост выглядел неуклюже на своих длинных, тонких быках. Все казалось странным. Мир сошел с ума.