Тигр

«Думаю, мне это на роду было написано, — признался Соколов. — Отправляясь в тайгу, каждый должен быть готов к встрече с тигром — ведь они именно там обитают. Если говорить о том, что я чувствую по отношению к этому конкретному тигру, — ничего, кроме благодарности. Объясню почему: когда человеку в жизни выпадает серьезное испытание, он либо ломается, либо становится сильнее, чем был прежде. Именно это произошло со мной. Я стал сильнее — не в физическом отношении, конечно, а в духовном. Это может прозвучать глупо, но, кажется, мне отчасти передалась его сила. Китайцы считают, что это большая удача — быть убитым сильным, могучим тигром. Мне повезло вдвойне: я сумел выжить».

На полную реабилитацию Сергею Соколову потребовалось три года. За это время он познакомился со Светланой, и они поженились. Их дом во Владивостоке дышит уютом и счастьем, и совершенно очевидно, что именно это стало залогом чудесного выздоровления Сергея. «Я своему другу дал слово, что буду ходить и вернусь в тайгу, — говорит Соколов. — Пусть на костылях или даже с деревяшкой вместо ноги, но я вернусь. Я тогда для себя это однозначно решил».

Нога у него практически не сгибается, на нее страшно смотреть, но он ходит — и он работает. Его история не столько чудо, сколько пример отчаянной решимости и не в последнюю очередь любви. И хотя он двигается гораздо медленнее, чем раньше, и каждый шаг отзывается болью, Соколов все-таки вернулся к своей матушке-тайге.

Глава 16

Амба, тигр, сказал отцу: «Старик, оставь мне своего сына, не забирай. Если заберешь его, я убью вас обоих».

Н. В. Мунина, Мальчик и тигр[135]

14 декабря, в воскресенье, терпение у Леонида Лопатина иссякло.

«Один день сменял другой, а Андрей так и не вернулся, но никто ничего не предпринимал. Поэтому я сказал сыну: отправляемся на пасеку. Мы сели в машину и поехали. Василий осмотрел хижину, вернулся к машине и говорит: „Что-то не так. Иди посмотри сам“. В хижине я обнаружил чайник с замерзшей водой; на полке остались макароны и хлеб, частично погрызенный мышами. По всем признакам случилась беда. Мы вернулись в поселок, и я отправился к матери Андрея, чтобы узнать, сколько продуктов у него было с собой и надолго ли он собирался в лес. По ее словам, он планировал провести в лесу один день, поэтому с собой взял только краюшку хлеба и пачку макарон. Я тогда ее спросил: „Неужели вам за него не страшно? Уж четыре дня, как мальчишки нет, а по тайге бродит тигр. Где сейчас его отец?“ Она отвечает: „Он на работе, у него ночная смена в школе“. Я попросил ее: „Пусть зайдет ко мне, как только вернется. Разговор есть“.

Так что наутро после смены Александр Почепня пришел ко мне. И я ему с порога сказал без обиняков, по-мужски: „Это же твой родной сын, какого же черта ты творишь? Это ж тебе не собака. Он пропал на четыре дня, а тебе и дела нет? Да я бы на твоем месте давно туда помчался“. Он отвечает: „Да волнуюсь я. И предчувствия дурные. Но один не могу пойти, давай вместе“. Он выглядел расстроенным и растерянным, не знал, что делать. Я ему сказал: „Ты его отец. Собирай охотников, и идите за ним“. Он позвал Данилу Зайцева, Дениса Бурухина и нас с сыном».

Замолчав, Лопатин вытер глаза и стал оправдываться: «Простите. У меня зрение слабое, глаза болят. Потому и слезятся».

В понедельник, 15 декабря, Данила Зайцев, Денис Бурухин, Александр Почепня (отец Андрея) и Леонид Лопатин с сыном Василием взяли ружья и забились в лопатинскую «тойоту». Младший брат Андрея тоже хотел поехать с ними, но ему не разрешили. Бурухин объяснил: «Мы знали, куда отправляемся и зачем. Понимали, что нас ждет». Леониду Лопатину на тот момент было без малого шестьдесят лет — в тех краях это преклонный возраст, так что, доставив мужчин на пасеку, он поехал дальше по своим делам, а более молодые остались. Все они были вооружены, кроме Александра Почепни: в доме была только одна винтовка, и ее забрал с собой Андрей. Само собой получилось, что отряд возглавил Данила Зайцев, гордый обладатель устрашающего на вид бронебойного двуствольного обреза, над которым опытный охотник на крупных кошек только посмеялся бы. Впрочем, оружие было легальным, да и выбирать было особо не из чего.

По словам друга Маркова, Андрея Онофрейчука, Зайцев был неприятно удивлен тем, как несерьезно отнеслась к происходящему молодежь. «Они шли по следу, закинув ружья за плечи, как будто в них и нужды-то не было, — вспоминал Онофрейчук. — Зайцев их одернул: „Ребята, вы в своем уме? У вас ружья должны быть наготове, ясно?“ Но они только отмахнулись: чему быть, того не миновать».

«Молодость! — вздохнул Онофрейчук. — Она не ведает страха».