Ёсиока Кэмбо всегда говорил, что истинное его занятие — окраска тканей, а воинские искусства лишь приносят ему внутреннее удовлетворение и не предназначены для извлечения выгоды.
Действительно, красильный цех занимал большее помещение, чем фехтовальный зал.
В красильне с глиняным полом видны были грубо обтесанные круглые опорные балки и стояли утопленные в землю многочисленные чаны с индиго и краской из проваренной древесной коры. От них и теперь исходил густой запах индиго.
Но поставила на пол подле себя пустую чайную чашку и устремила взгляд ясных продолговатых глаз к нише, мягко озаряемой ночным светильником.
Она смотрела на картину кисти Моккэй[115]
с изображением хурмы — по преданию, отец получил ее от самого сегуна. Сердце Но тревожилось о брате Дэнситиро, и взор ее был таким, словно она мысленно произносит молитвы.От перекрестка улицы Ниси-Тоин и Четвертого проспекта, где находилась школа фехтования Ёсиока, до храма Рэнгэоин даже медленным шагом идти было не больше часа.
Наверное, как раз теперь Дэнситиро скрестил меч с Миямото Мусаси. Оттуда, где горели костры, все еще не было вестей. Итибэй, служивший в красильне с отцовских времен, ждал на мокрой террасе под снегопадом.
— Ты промерзнешь, зайди же! — снова и снова убеждала его Но, однако Итибэй в комнату не заходил. С тех пор как не стало Сэйдзюро, старость внезапно навалилась ему на плечи. Казалось (или так оно и было), пучок редких волос на макушке старого слуги совершенно побелел всего за несколько последних дней.
Для Но, потерявшей мать вскоре после рождения, Итибэй стал все равно что личным слугой. С тех пор как Кэмбо покинул сей мир, Итибэй в одиночку заправлял делами красильни. Храня верность завету Кэмбо, для которого красильное дело было превыше всего, он частенько внушал домашним, как важно радеть о семейном ремесле. И Сэйдзюро, и Дэнситиро охотно внимали ему. Когда один из них был в фехтовальном зале, другой непременно находился в красильне.
Силой рук Дэнситиро превосходил Сэйдзюро. И хотя в мастерстве они казались равными, Дэнситиро все же и в кости был шире, и ростом повыше. Если применялся мощный удар мечом, преимущество было у него. Сэйдзюро же был хрупкого телосложения.
Тем не менее, когда им случалось на глазах у людей скрещивать деревянные мечи, Дэнситиро неизменно уклонялся от того, чтобы вырвать у брата победу. Бывало, засидевшись слишком долго в веселых заведениях квартала Рокудзё-Янагимати, он выслушивал от Сэйдзюро и нотации. Но отлично знала об удивительном достоинстве Дэнситиро — заботе о репутации старшего брата.
Если бы ей пришлось выбирать, она сказала бы, что младшего любит больше, чем старшего. Ей нравилась открытая широкая душа Дэнситиро.
— Разбогател я нынче с нашей красильней — отвезу тебя за море в дальние края, куплю тебе там бархата, сахарных конфет… — так говорил он, когда умер отец и для Но настало время печали. Теперь Сэйдзюро убит, и их осталось только двое — брат и сестра. Вот почему ее не отпускала тревога за Дэнситиро.
— Ну, стоит ли так волноваться? Ведь это же Дэнситиро! Разве может он потерпеть поражение от Мусаси? А отмыть запятнанное имя фехтовальщиков Ёсиока нужно непременно.
Так говорил Нагано Дзюдзо.
Только Но, конечно, все равно томилась тревогой.
Она не могла спокойно сидеть у себя и ждать исхода поединка — победы или поражения, поэтому и заварила себе чай в бывшей комнате отца.
Снегу не видно было конца, мело по-настоящему.
В комнате стало немного светлее. Очень скоро с востока сюда хлынут потоки света. К тому времени какое-нибудь известие, хорошее или плохое, будет доставлено. Взор Но упал на чайник, повешенный над очагом, он только что вскипел и исходил паром. Но вспомнила тот день, когда Миямото Мусаси вынудил Сэйдзюро выйти на бой с ним.
Миямото Мусаси стремился сразиться со школой Ёсиока, чтобы сокрушить знаменитое имя и проявить во всем блеске свое мастерство. Безвестный воин, не принадлежавший ни к одной школе, решил утвердиться таким образом, и в этом не было ничего необычного.
Хотя Ёсиока Кэмбо умер, прочно укоренившаяся слава его школы продолжала оставаться бельмом на глазу. В сражениях с учениками Кэмбо Мусаси составил представление об особенностях мастерства главы школы и пришел к заключению, что вряд ли проиграет, если вступит в единоборство, поставив на кон свою жизнь. Потому он и решился вызвать Сэйдзюро на поединок.
Когда посыльный от Миямото Мусаси принес вызов на бой, первыми стали возражать против этого поединка Итибэй и Мибу Гэндзаэмон, тайный попечитель семьи Ёсиока. Мибу Гэндзаэмон был старшим братом Ёсиока Кэмбо и актером театра Но школы Китарю,[116]
жил он возле храма Мибудэра.