Тигриное око (Современная японская историческая новелла)

В этот момент он вдруг заметил мелькнувшую тень человека и увидел, что в храм на правой стороне улицы кто-то вошел. Гэндзи был как раз на полпути от моста Самэгабаси к кварталу Антиндзака. Там и стоял маленький храм под названием Мёкодзи, и спина человека, входящего в его ворота, привела Гэндзи в чувство.

Это был ронин Рокуго Иори, которого он давно уже подозревал в связях с мятежными самураями из клана Мито и взял на заметку. В руке у ронина болтался большой круглый узел, что-то завернутое в платок фуросики.[48] Инстинктивно сжав рукоять своей алебарды, Гэндзи бросился следом.

Он старался ступать бесшумно, но Иори, словно ворон, мгновенно обернулся и, заметив Гэндзи, переменился в лице:

— Эй, начальник с моста Самэгабаси, у тебя ко мне дело?

Льстивая ухмылка Иори только усилила подозрения сыщика. Он пристально посмотрел на узел в руке Иори. — По правде говоря, недавно здесь поблизости в дом залезли воры. Извини, но нельзя ли взглянуть, что это ты несешь?

— Воры? — воскликнул взбешенный Иори и уставился прямо в лицо Гэндзи. — Да это же оскорбление! Ты назвал меня вором?

— Ну, если ты сердишься, то сначала покажи, пожалуйста, что у тебя в узле.

Было совсем еще раннее утро, и во дворе храма, где не было больше ни души, запахло грозой. Но было в этой сгущенной грозовой атмосфере и нечто странно противоречивое.

Гэндзи со своим особым чутьем всего лишь шарил наобум, у Иори же от страха все волоски на теле встали дыбом. Ведь в узле конечно же была голова старейшины.

Но не только страх владел ронином Рокуго Иори, он готов был скрежетать зубами от злости, потому что чувствовал — Гэндзи наверняка не знает про голову старейшины, он просто задает вопросы по долгу службы.

В течение нескольких дней Иори пытался вести переговоры, чтобы голову купила семья Ии. Но ему не удавалось сделать это так, чтобы не поставить на кон и свою собственную голову. Когда он, недолго думая, показал им голову Ии Наоскэ, то уловил признаки того, что они будут стоять на своем, с невинным видом утверждая, будто бы старейшина жив, а голова подложная. В конце концов Иори отказался от мысли продать голову семье Ии. К тому же, хотя дни стояли, как уже говорилось, холодные, на голове тут и там появились фиолетовые пятна, а раны и губы засохли и стали исчерна-коричневыми, не говоря уже о неприятном запахе, который голова стала источать. При всем том глаза удивительным образом не потеряли своего блеска, придавая зрелищу еще более зловещий вид.

Тогда он решил продать голову клану Мито. Конечно, открыто люди из дома Мито не стали бы ее покупать, но ведь не одни лишь напавшие на старейшину ронины, а все в этом роду ненавидели Ии так, что даже косточки его обглодать им показалось бы мало. Он подумал, что немало людей из дома Мито захотели бы тайно купить голову и вволю над ней поглумиться. Дело уже дошло до того, что нынче утром в храме должны были состояться переговоры с одним ронином из клана Мито, прежним его товарищем.

«А что, если использовать этого сыщика в качестве посредника и еще раз попытаться продать голову клану Ии?» — такая мысль мелькнула в голове Иори. — Сам сыщик, конечно, не принадлежит семье Ии, он на государственной службе, такой ни вареным, ни жареным в пищу не пригоден… И все же, если подумать, то из затруднительного положения нет иного выхода, кроме как вести с ним торг, хотя шанс на успех всего один из тысячи, — к такому заключению пришел Иори.

— Ладно, смотри. Ты ведь такой — пока не увидишь, не успокоишься. Только прежде, чем я развяжу узел, у меня к тебе, начальник, есть разговор.

Гэндзи почувствовал, что Иори вдруг переменил тон и заговорил дерзко, но сам лишь озадаченно за ним наблюдал.

— Поскольку ты, Гэндзи, безграмотный недоумок, то вряд ли понимаешь это, — продолжал Иори, — однако наш мир действительно переменился, причем в один миг. То, что за стенами пышного замка снесли голову самому старейшине — тому свидетельство.

— Т-ты… что говоришь?..

— Известно ли тебе, что за твоей головой охотятся тысячи и десятки тысяч самураев по всему Эдо? По крайней мере, я об этом слышал. И они тебя непременно поймают, а уж тогда зароют в землю, шею перепилят бамбуковой пилой, а нос натрут на терке для хрена — это ведь тигры свирепые, им жизнь не дорога, и они уже закатали рукава…

Мука отразилась на лице Гэндзи, глаза потеряли блеск, веки дрожали. Человека, который на любые угрозы привык отвечать насмешкой, затрясло, как в лихорадке. Ругая себя, он никак не мог справиться с дрожью, которую порождал холод, поднимавшийся от ступней ног к животу.

А Иори думал: «Ну, кажется, сошло». Он нарочно придал лицу бесстрастное выражение маски:

— А теперь, когда ты все это знаешь, я разверну свою ношу и покажу тебе, — и он развязал лежавший на земле узел.

На свет явилась посиневшая голова старейшины. Гэндзи оледенел. Вот она, голова, которую он так искал. Но только…

— Что, тоже желаешь предстать в таком виде? — Расхохотался Иори. — Раз уж великого министра превратили в эдакое… Как ни жаль, но тебе трудно будет избежать возмездия ронинов, верно?