Тигриное око (Современная японская историческая новелла)

А уж оставлять такую вывеску на видном месте теперь и вовсе не годится. Разве не она, эта самая вывеска, послужила причиной безвременной гибели нового главы дома и господина Дэнситиро? Конечно, за долгие годы вывеска стала привычной, и Итибэй испытывал привязанность к ней, однако слова Но западали в душу, не вызывая протеста.

— А ведь верно, как вы сказали, так и есть. Ну, что же, подержите-ка вот это, — и он передал фонарь в руки Но.

Распрямив спину, Итибэй потянулся и взял вывеску в руки. Ее тяжесть отозвалась в предплечьях.

Когда они зашли в усадьбу, Но попросила сразу вскипятить воду для ванны. С этой мыслью она и возвращалась домой.

Из зарешеченного бамбуком окошка бани сочился свет. В печурке под бадьей для купания пылал огонь, который Итибэй развел, пустив на дрова вывеску фехтовального зала. Отсветы пламени делали алым и лицо Итибэй, одетого в полосатое кимоно с узкими рукавами.

— Как водичка, впору?

— Хороша!

Раз окунувшись в воду по самые плечи, Но набросила на шею полотенце, и голос ее прозвучал в ответ с чарующей ясностью. Она совсем не думала о том, что использует кипяток, для получения которого пришлось сжечь то, на что с благоговением взирали многие и многие мастера боя.

Свет от стоявшей на полке масляной лампы падал на прекрасную кожу девушки, смутно различимой в облаке пара. Горячая вода текла с тонкой шеи в ложбинку меж округлых и пышных грудей. Нежная белая кожа стала розовой.

За мытьем Но углубилась в созерцание своего тела. Плавно изогнутая линия от груди к низу живота. Округлость бедер. Ей горько было сознавать, что вся эта красота столь безрассудно была отдана ею такому недостойному мужчине, как Нагано Дзюдзо. Миямото Мусаси убил ее братьев. Но как мастер боя он во много раз превосходит Нагано. Он целиком и без оглядки посвятил свою жизнь искусству меча. Так насколько же он надежнее тех недалеких людей, коими полон сей мир тщеты!

Вот такому человеку она должна была вверить свое тело, — так думала Но. Такой мужчина понял бы, почему она сама, собственными руками, сняла с себя одежды.

Колкие слова Нагано Дзюдзо все еще вспоминались с болезненной остротой.

Ее вдруг подозрительно бросило в жар.

Словно застыдившись этого, Но поднялась и вышла из ванны. Во влажном тумане мелькнула яркая нагота.

— Итибэй, завтра пойдем к дядюшке Мибу.

— Ладно, — отозвался из-под зарешеченного бамбуком окошка теплый голос.

Из сада доносился аромат цветущих слив.

Храм Мибудэра относится к числу старых храмов буддийской секты Сингон, его еще во 2-м году эры Сёряку (991 г.) основал монах Кайкен из монастыря Миидэра. Во 2-м году эры Сёан (1293 г.) преподобный Энгаку, именуемый восстановителем традиций, проводил здесь большие молельные собрания, и для их участников разыгрывали представления. Очень скоро они получили название «Мибу-кёгэн»,[132] и их стали показывать регулярно.

В то время как, рожденные отвечать вкусам городской толпы, четыре школы лицедейства из провинции Ямато[133] быстро застывали в виде церемониального действа для самураев, эти представления в храме Мибу всегда разыгрывались «с чувством». Актеры школы Китарю, к которой принадлежал и Мибу Гэндзаэмон, играли на сцене только так.

Дом Гэндзаэмон находился вблизи ворот храма Мибудэра. В обширной усадьбе, обнесенной крытым черепицей низким глинобитным забором, рядами стояли земляные кладовые с потрескавшимися стенами. Хотя в этой округе люди занимались разведением овощей, придающих разнообразие столу жителей Киото, отец жены Гэндзаэмон разбогател, выращивая индиго. Кладовые были наследием тех времен.

Когда Но и Итибэй зашли в дом, Мибу Гэндзаэмон только что пробудился от дремоты в комнате на южной стороне дома.

— Как чувствуете себя, дядюшка? — спросила Но, заглядывая в комнату.

На некоторое время состояние больного немного улучшилось, но в результате потрясения после гибели Гэндзиро, павшего от меча Миямото Мусаси, болезнь дала себя знать еще сильнее. Речью больной еще кое-как владел, но телом своим не мог управлять совершенно.

— О, да это Но. Хорошо, что пришла.

Из ввалившихся глаз больного сразу полились слезы. Только сейчас повеяло ароматом курительных свечей, которые Но зажгла в молельне.

Гэндзаэмон жалел собственное дитя, лишенное жизни, когда столько весен и осеней еще ждало его впереди, но и племянницу, брошенную мужчиной, которому она доверилась, тоже было жаль.

Хотя он теперь лежал без движения, Гэндзаэмон догадывался, как обернулось дело, поскольку Нагано Дзюдзо, которому он собственноручно доверил Гэндзиро, больше ни разу у него не показался. Каково же теперь племяннице, обреченной одиноко жить в огромном опустевшем доме, который все обходят стороной?

— Как ты жила все это время? Я теперь в таком состоянии, что не могу даже навестить тебя. Не лучше ли тебе перебраться сюда, в Мибу, и жить с нами?

Гэндзаэмон высказал то, о чем думал давно и не раз. Когда уляжется ее боль, можно было бы выдать Но за актера его труппы, к которому он уже давно присматривался…

— Да, разговор как раз об этом… — Спина ее напряженно выпрямилась.