- Да, он со своим лучшим другом и его братом, - Хенсок, стеля на губах приятную улыбку, с радужными воспоминаниями подключился к обзору, но именно этот снимок зацепил меня, и я не отходила дальше. – Он был превосходным учеником, талантливейшим бойцом, - указал мне дедушка на того типа, что заинтересовал меня. Сейчас ему, должно быть, лет сорок, как и Ли. Но юность его была сочной. Таких красивых разве что нарисовать можно, в жизни они не существуют. Исключение - Лео… Вторя моим мыслям, Хенсок продолжал: - Нынче только Хана и Лео можно с ним в ряд поставить. На каждое поколение приходится одно дарование. А, бывает, поколение и без дарований… Ли был вторым после него. Возможно, стал бы с годами первым, но травма…
- Его тоже подстрелили, так? – догадалась я, кинув взор на Хенсока. Тот понурил голову, признавая.
- Они бились за правое дело… кто-то всегда страдает в таких случаях.
- А его друг? С ним всё в порядке?
- Он положил главную основу всему. Он возродил извечное дело тех, кто веками обучался здесь, постигая искусство войны и истинный путь воина добра. Но всё ещё очень зыбко… мало людей, мало возможностей… - я никак не отходила от фотографии, как поклонник Моны Лизы, попавший в Лувр. Какой же взгляд у этого мужчины!
- А почему мастер Ли не завел семью? Почему предпочел стать учителем?
- Они любили одну девушку, - Хенсок говорил, разумеется, всё ещё о том друге. – И она выбрала этого, - что ж, я бы сделала тот же самый выбор. Какие мы женщины предсказуемые, а? Ведемся на обложку, продаёмся за красивые глаза. – А мы тут, так повелось, видимо, все однолюбы… - Хенсок потыкал пальцем в красавца. – Обещал прислать мне в ученики сына, но у него родилась единственная дочь. Вот невезение! Нет, конечно, девочка тоже хорошо, но нам бы больше пригодился мальчик…
- Кажется, теперь у вас их целая толпа, - отвлекшись окончательно от шока, вызванного ранением Хана, хихикнула я. Все эти истории прошлого поглощали, затягивали, заставляли сопереживать чужим жизням, жизням людей, которых я и не знала. – И я боюсь за них… я не хочу, чтобы с ними происходили несчастья, когда они выйдут отсюда.
- Всё будет зависеть от их умелости, ведь быть побежденным врагом вовсе не обязательно. Если нас будет много, однажды, когда-нибудь, вероятно, мы победим.
- Мне кажется, преступность всегда будет появляться, - замешкавшись после произнесенного, я в нем усомнилась. – Если вы против неё боретесь, конечно.
- Зло существует всегда, ты права. Поэтому всегда существуем мы, - Хенсок указал на самый старый снимок, смахивающий на дагерротип. Двух мужчин на нём я впервые видела. – Это мои учителя. Они пережили японскую колонизацию*, а потом и обе войны**, как и всё поколение моих родителей. Даже если бы они не были воинами, они бы оказались среди убийств и насилия, среди которых тогда оказалась вся страна. Только оказались бы неумелыми и неподготовленными. Их выпуск был большим, очень большим. Ещё в начале прошлого века тут училось больше сотни монахов. Но ценой своих жизней они спасли тысячи людей. И в результате их осталось всего двое… двое на весь монастырь, который пришлось восстанавливать и искать в него учеников, - фотография сразу же показалась мне драматичнее. Скольких они потеряли! – А что бы было, если бы не существовало таких мужчин? Что бы было, если каждый думал о собственной сохранности и грелся дома у калорифера, попивая чай? – Хенсок хмыкнул. – Я знаю, ты думаешь о том, что подобное нашему существование безрадостно и ведёт к чему-то трагичному. Но при правильном мужском воспитании счастье приносит осознание, что ты сделал всё возможное для других. Благополучие людей - это и есть награда для себя. Разве учитель Ли не читал вам ещё подобной лекции?
- Читал, - вспомнила я. Да-да, опять всё то же самое, что жертвовать собой – приятно, что главное – помогать другим, забывая о себе. В самом деле, если забыть о себе, то будет спокойнее со многих сторон. – Учитель Хенсок, а вы… вы можете сказать, что счастливы здесь? Вы говорили о моей бабушке…
- Если бы я женился на ней, то постоянно понимал бы, что она в тревоге и незнании, что она волнуется и переживает. Я не дал бы ЕЙ счастья. А с твоим дедом она его обрела. И когда я думаю о том, что жизнь её прошла легче, спокойнее и веселее, то да, я ощущаю счастье. Счастье от того, что она счастлива, - Да, я не могла поспорить, моя бабуля всегда была задорной, радостной, вряд ли тоскующей о былом и горюющей о молодости и неиспользованных шансах, и с дедушкой прожила душа в душу. Он скончался года три назад, и она сильно по нему скучала до сих пор.
- Значит, - улыбнулась я. – Это всё-таки вы дали ей счастье. Уйдя на Каясан, вы дали ей другую судьбу.