Тигроловы

Собаки опять забеспокоились, смотрели по-прежнему все в одну и ту же сторону. Высказав по этому поводу несколько предположений, тигроловы, напившись чаю, торопливо засобирались в путь. Уже рассвело, но солнце еще пряталось где-то далеко за сопками, и снег казался чисто-голубым, без теней, а тайга стояла вокруг темная, неуютная и молчаливая, точно в тяжком каком-то раздумье, и не хотелось людям уходить от жарко и приветливо полыхающей нодьи, от угретого приютного места, ставшего за одну ночь словно бы частичкой родного дома.

* * *

Павел ушел от своей нодьи на восходе солнца. Шел он неторопливо, ведь спешить ему было некуда: главное для него сейчас — соблюдать дистанцию, не приближаться к тигроловам на такое расстояние, чтобы они услышали его, но слишком и не отставать от них. Он понимал, что соблюсти необходимую дистанцию ему при всем старании не удастся, рано или поздно тигроловы услышат и увидят его, но хотелось, чтобы это случилось как можно позже. Нет, он вовсе не опасался того, что тигроловы, обнаружив преследователя, попытаются прогнать его: они уже не смогут ни прогнать его, ни помешать ему. Другое смущало Павла: он боялся увидеть на лицах тигроловов презрение и насмешку. «Да и в самом деле — не смешон ли ты, Павел Калугин? Не похож ли ты сейчас на упрямого мальчишку, и прилично ли выглядит то, что ты совершаешь?» Так, терзаясь сомнениями, то стыдясь, то оправдывая себя, Павел между тем шагал и шагал по следам тигроловов, а следы их то вонзались в густые заросли молодого пихтарника, то петляли среди могучих кедров, то ложились светлой извилистой строчкой на белые прямые ленты старых тракторных волоков, уже успевших зарасти двухметровой березовой и осиновой порослью. На старых вырубках лес был либо совсем молодой, либо перестойный, и почти нигде не виднелась тут пышная светло-зеленая шевелюра кедра, и, быть может, потому этот редкий, насквозь просматривающийся лес казался Павлу жалким и сиротливым; иные деревья напоминали ему покосившиеся телеграфные столбы, опутанные клубками ржавой колючей проволоки. Правда, было здесь просторно и светло, но это не прельщало ни зверя, ни птицу: неуютно они себя чувствовали на этом участке земли, с которого как будто бы гигантский динозавр объел сочные и живительные ростки, а остальное, что похуже, безжалостно повытоптал. Неуютным, промозглым сквознячком тянуло здесь отовсюду; только один изюбр охотно посещает старые поруба, лакомясь молодыми стеблями колючей аралии, прикосновение к шипам которой вызывает у человека жгучую боль. Из птиц же чаще всех прилетали на вырубки дятлы, деловитый перестук их слышался тут почти непрерывно, от восхода солнца и до заката. Не зря, не зря прилетают сюда дятлы-доктора и стучат, стучат, стучат...

Иное дело, когда следы тигроловов выводили Павла в чистый парковый кедрач, уж тут не заскучаешь! Весь снег под кедрами изрыт кабаньими рылами. Здесь и лежки изюбров, и изящный росчерк косульего следа, и след белогрудого медведя, и поверх всего от кедра к кедру — беличьи тропки, там и сям перестроченные поперек парными следами колонка. Всюду на снегу золотыми чешуйками рассыпана ореховая шелуха. Щедро уродил нынче кедр, и столь же щедро разбрасывает он урожай — бери, хватай, кто может, никому не запрещено! Могучими, в два обхвата, серыми колоннами уходят кедры ввысь и смыкаются там, в поднебесной лазури, светло-зеленым шумящим шатром. И там, вверху, тоже веселье, великий пир и птичий гвалт: радостно и возбужденно скрипят кедровки; нежными, едва слышными трелями перекликаются кукши; тут же перепархивают рыжие сойки и разноцветные парочки клестов; вездесущие черноголовые синицы мельтешат в нижних ветвях кедра, что-то там выискивая; тут же около них вниз и вверх по стволу деловито бегает, шурша коготками о кору, юркий проныра поползень. Там и сям на освещенных солнцем красновато-серых стволах, как янтарные бусины, ярко горят капли застывшей смолы, и тонкий, подмороженный запах ее, смешиваясь с запахом хвои, при вдохе проникает не только в легкие, но, кажется, растекается по всему телу, наполняя каждую клеточку его, каждую жилку мягкой бодрящей силой, и хочется ненасытно дышать и дышать этим чистым воздухом и вечно жить.

Приятно было идти и по смешанному лесу среди стройных ясеней, приземистых корявых дубов, кряжистых корявых лип, среди которых, как пастухи над стадом в зеленых бурках, возвышались вековые ели. Зверья и птиц здесь было меньше, чем в кедраче.

Вот и старый горельник, на нем теперь веселый хоровод стройных березок. Вошел в него — точно в белую карусель попал!

Легко и весело идти по чистому, освещенному солнцем березняку! Этот березнячок чем-то напоминал Павлу улыбку русоволосой голубоглазой девчонки.