Тигровый, черный, золотой

– Павел Андреевич Ульяшин, известный художник, правая рука Ясинского. Он кто-то вроде посредника между членами союза и самим Ясинским. Всех знает, и его все знают… Наша Юлия Кулешова с ним дружит тысячу лет, она вам лучше меня может о нем рассказать. Обычно Ульяшин приходит на вернисаж, дает пару интервью журналистам, фотографируется на фоне своих работ – и исчезает. Его задача – привлечь СМИ, осветить, так сказать, наш тихий угол…

Теперь в ее тоне Сергей отчетливо различал насмешку.

– Так, а Юханцева? – Он быстро конспектировал.

– Ей не понравилась развеска. Считается, что престижно и почетно выставляться в первом зале, хотя на самом деле в третьем, например, лучше свет и больше мест для сидения, поэтому посетители любят там задерживаться. Юханцева, как и Бурмистров, представила на выставку две работы. «Лисы танцуют» и «Совиные цветы». Она задержалась, приехала часам к трем, когда выставка была в разгаре. В первый день всегда толчея, много людей, которые даже не будут смотреть на картины – просто мелькнут и убегут. Юханцева вошла и сразу увидела, что ее картин нет там, где она ожидала их найти. Рената накинулась на бедного Павла Андреевича…

– Так, подождите… Я правильно понял: вы развешивали картины?

– Я, – подтвердила Ксения.

– Вы сами выбираете, какую работу куда поместить?

– Обычно – да. Но в этот раз у меня были четкие указания от Ульяшина. Он назвал картины, которые должны висеть в первом зале. Остальные я распределяла по своему усмотрению, и для Юханцевой выбрала, как мне казалось, удачное место…

– И каких же художников назвал Ульяшин? Кто заслужил первый зал?

Ксения нахмурила брови и стала загибать пальцы:

– Так, сам Пал Андреич – это раз. Бурмистров со своим зоопарком. Секунду, дайте вспомнить… Эрнест Алистратов. Борис Касатый. Кажется, все. А, Ломовцев, конечно! Тимофей – пейзажист, у него талантливая кисть, публика любит его работы. Но его самого на выставке не было.

– Значит, Ульяшин распорядился повесить в первом зале «Тигров» и «Барса»…

– Да, и когда Юханцева это обнаружила, она вышла из себя. Не знаю, были ли у них с Ульяшиным другие договоренности или она просто рассчитывала на это место, поскольку она сама Юханцева, но Рената была в бешенстве.

Бабкин отметил про себя «саму Юханцеву», но не стал останавливаться на этом. У него будет возможность выяснить, что за дама закатывает скандалы заместителю Ясинского.

– И что же говорила Юханцева?

– Ну, что обычно говорит женщина в гневе? Что этого так не оставит, что у Ульяшина будут неприятности… Послушайте, – вдруг встревожилась Ксения, – а вот не сплетничаю ли я сейчас?

– Вы оказываете всестороннее содействие расследованию, – успокоил ее Сергей. – Бурмистров присутствовал при этом разговоре?

– Ни в коем случае! Он редко появляется на выставках. Я его видела, кажется, только пару раз. Занятой человек, бизнесмен. Его представитель – Анаит Давоян. Чудесная девушка, между прочим, даже странно, что…

Она запнулась и потянулась за бутылочкой воды. Сергей некоторое время смотрел на нее, пока не стало ясно, что продолжения не будет.

– Ксения, вы давно работаете в музее?

– Три года. А что?

– У вас ведь есть представление о том, сколько может стоить та или иная картина? Бурмистров не оценивал свои работы, а мне нужно понять, на что рассчитывал вор.

Словоохотливость Ксении испарилась. Она смотрела на Бабкина серьезными серыми глазами, и под этим укоризненным взглядом он почувствовал себя неловко.

– Боюсь, я ничем не могу вам помочь, – суховатым официальным тоном сказала она. – Оценка картин не входит в мою компетенцию. Вам лучше обратиться за этим к самому Бурмистрову.

Показалось ему или при имени художника по ее лицу пробежала едва заметная неприязненная гримаса?

– У вас есть идеи, кто мог быть заинтересован в краже?

– Ни единой.

Ксения сложила руки на груди, недвусмысленно говоря: нам пора заканчивать. И причиной тому был его вопрос о стоимости картин.

Сергей смирился с поражением и лишь спросил, кто из сотрудников музея может знать больше о прошедшей выставке. Он собирался опросить всех, но начать хотел с самых осведомленных.

– Кулешова работала в воскресенье, – подумав, сказала Ксения. – Она первую половину дня была в залах, и вечером я видела ее среди художников. Я вас провожу.

* * *

Бабкина отвели в маленькую комнатку на втором этаже. Подоконник был плотно уставлен горшками с фиалками. Над цветами нависла худая сутулая фигура в длинной серой хламиде.

Фигура обернулась, и Сергей узнал в ней мышь.

– Юлия Семеновна, возвращаю нашего детектива, он жаждет общения с вами, – отрапортовала Ксения и исчезла прежде, чем он слово успел сказать.

В глазах мыши отразилось беспокойство. Бабкину даже почудилось, что она в шаге от мысли окропить его из леечки, чтобы он растаял, как старая колдунья из сказки.

Сергей откашлялся, спросил, можно ли присесть, и, пока мышь растерянно молчала, без разрешения занял стул.

– Юлия Семеновна, вы присутствовали в воскресенье на выставке Имперского союза, – без предисловий начал он.