«Тигры» горят! Разгром танковой элиты Гитлера

Когда Гудериан создавал свои танковые дивизии в 1940 году, считалось, что дивизия должна состоять из четырёх батальонов, а в каждом из них — по 100 танков. Таким образом, в каждой дивизии было по 400 танков. Но когда Гитлер (после того как он выгнал Гудериана до начала 1943 года) переформировывал свои танковые дивизии, он уменьшил число танков до количества 200 и добавил один батальон самоходных установок. Это, конечно, едва ли было тем же самым, что и раньше. Но даже и эти данные вводили в заблуждение, поскольку, согласно Гуде-риану, картина размывания танковых сил стала почти катастрофической.

В начале 1943 года на русском фронте было восемнадцать танковых дивизий. До первых боёв в 1940 году это означало всего 7200 танков. Конечно, это число приближённое, но с учётом деления (с 1941 по 1942 г.) до 200 танков и 100 самоходных установок это означало, что на всём протяжении русского фронта немцы обладали только 3600 танками и 1800 самоходками. К тому же к 1943 году немцы владели всего 495 танками на русском фронте, действительно готовыми к бою, — всего 27 танков на дивизию.

Когда Гудериан был возвращён на должность, он получил огромную власть и престиж, данные ему лично Гитлером. Враги Гудериана, особенно Клюге, отнеслись к этому триумфальному возвращению с нескрываемым отвращением и ненавистью к нему. Когда Гудериан поставил Гитлера перед фактами, ему ничего не оставалось, кроме как отступить перед реальностью таких цифр. Ему пришлось обратить внимание на то, на чём настаивал Гудериан: все свободные силы нужно было бросить на перевооружение танковых войск. Для этого необходимо было отложить все наступательные операции, а задержки противоречили мнениям многих генералов, включая тех, кто упорно отказывался верить в данные Гудериана, говорящие о плохом состоянии немецкой бронетехники.

Одним из генералов, не соглашавшихся с Гудерианом насчёт задержки наступления, но, несомненно, уважавшим главу танковых войск, был Манштейн. Но он хотел только вырваться из Харькова и продолжить преследование русских сил, которые только что потерпели серьёзное поражение от его собственных дивизий. Но, как мы уже видели, попытка Манштейна возобновить бои не дала результатов.

Итак, Гитлер оказался между двумя рекомендациями: Манштейн хотел просто продолжать сражаться, а Гудериан говорил, что если бы Манштейн продолжал наступление в локальном секторе фронта, Вермахт лишился бы возможности отразить атаки русских.

А вот следующее обстоятельство просто выводило Гитлера из себя. Прежде чем он мог принять какое-либо хорошо спланированное решение по развёртыванию атаки, он должен был иметь какое-либо представление о том, планировала ли атаку Красная Армия — для её отражения Вермахту пришлось бы принять специальные меры. Но никто не мог предугадать решений русских, строя свои аккуратные рассуждения на догадках. Хвалёная немецкая разведывательная система давала сбой, когда дело касалось русских. Как пишет Дж. Джукс в своей книге "Курск: Столкновение танков", "безопасность в Советском Союзе была абсолютной, и в Высшем советском командовании не было ни одного немецкого шпиона".

Догадки, неважно, насколько образованны и опытны были те, кто делал эти догадки, похожи на разглядывание кристалла. Для Гитлера это было особенно верно, Гитлер не разделял личные качества людей, с которыми он имел дело, с их способностями.

Гудериан, в своей новой роли генерала-инспектора бронетехники, в срочном порядке занимался её подготовкой, в то время как Курск был намечен местом масштабного немецкого наступления летом, а 29 марта Гудериан встретился с Манштейном и генералом Германом Гоффом (командующим Четвёртой танковой армией). Встреча должна была состояться в штаб-квартире Группы армий "Юг", руководимой Манштейном, находившейся в России, в Запорожье. Когда он впоследствии отменил эту встречу, Гудериан пожалел, что только Гитлер должен был рассуживать своих подчинённых. Действительно, Гитлер почти не замечал блеска Манштейна, и, как говорит Гудериан, он не мог даже "терпеть присутствия в своём окружении такого квалифицированного в военном деле человека, как Манштейн".

Как отмечал Гудериан, Гитлер уделял много внимания личному влиянию. Он был человеком экстраординарной силы воли, чьи мысли, однако, скакали от одного к другому, следуя за воображением. Манштейн был совершенно другим, писал Гудериан, "человек с ярко выраженными военными талантами, продукт немецкого Генеральского штаба, с тонким, холодным пониманием ситуации, он был нашим лучшим умом".