Тигры и земляника

Такое шоу устроили ребята!.. В зале погасили свет. Напрочь. Публика, конечно, пошумела немного, а потом успокоилась. И вдруг со сцены послышались звуки. Перезвоны, перещелкивание, голоса чьи-то, ветра завывание. Как будто издалека, но потихоньку приближаясь… Психоделика, в общем, ни к ночи будет сказано. Потом из всего этого хаоса проявился звук, настойчивый такой – наигрыш рожка. И когда остальные звуки стихли, он один остался и все играл, играл… Такую, знаешь, нехитрую народную мелодию. Северную. Ребята же из Архангельска, поморы, стало быть. И тема-то вроде простенькая, а как-то цепляла. А потом постепенно возник аккомпанемент: бас появился, ударник тарелочками зазвенел – негромко так, серебряно. Сакс издалека зазвучал и сплел свой голос с рожком, и вот они вдвоем мелодию ведут…

Ну, в общем, про музыку я могу долго рассказывать, ты уже это понял, наверное.

Самое интересное было, когда музыканты в народ пошли. Прикольно! Рассеялись по рядам кто где и играют, но слаженно, в ансамбле… А сам Резицкий бегал по залу с радиомикрофоном на саксе (по тем временам вещь уникальная. Не саксофон, балда, радиомикрофон). Играл совершеннейше в духе Колтрейна… (Кстати, дружище, не обиделся, что я тебя балдой обозвал? Извини, вырвалось. Я когда про джаз говорю, так увлекаюсь, что за собой не слежу). Володя Резицкий играл ну совершенно под Колтрейна… Дружище, как тебе, кстати, Колтрейн?

Что, и его «Африку» не слышал? Ну, где он еще имитирует крики слонов? Ладно, ты вообще это имя-то знаешь, мой слабоподкованный дружок?

Все, я умолкаю. Боже, за что?!.. Что за времена, что за нравы?! Никто не знает великого Джона Колтрейна!

Хотя… Чему удивляться?

Кому он сейчас нужен, этот джаз.

Расстроил ты меня прямо, дружище. Но знаешь, у тебя еще все впереди. Я тоже не в Гарлеме родился чернокожим… В смысле, к джазу не сразу пришел. В юности просто играл… так, херню всякую. Что в музыкалке задавали. А для себя, для души – всяких Фаустов Паппетти… бр-р-р! (Ладно, не будем об этом. Просто скажу, что на мой взгляд это такая «кувшиновщина» в музыке). И со временем заинтересовался джазовой музыкой. И то, знаешь, долго не просекал, что там почем…

Поначалу, когда джаз играл, я жутко старался. Выучу ноты, как положено, в дудку дую, ритм прилежно ногой отбиваю. А мне говорят – ну, джазмены опытные, – это не джаз! Я удивляюсь – как не джаз?! Синкопы есть? Есть!.. (Ботан, не проси, не смогу я по-человечески объяснить, что такое синкопы. Я единственное слово скажу – «сбивки» – и кто не понял, я не виноват. Да и не это главное). Синкопы, говорю, есть, в такт попадаю… Стараюсь! А мне отвечают, мол, драйва нет, чувак, куража, полета!

Я вообще человек куражной, но как-то у меня получалось, что кураж отдельно, а джаз отдельно. И со временем понимать стал – ага, точно, нет драйва в моем исполнении.

Нас ведь как учили играть – чистенько, аккуратненько, без киксов… Ботан, напиши, что, мол, кикс – это… Блин, как объяснить? Ну, когда музыкант берет ноту, а она не берется. И получается не звук, а писк такой. Кикс, короче. Кикс – он и в Африке кикс.

Кстати, в «Африке» у старины Колтрейна много киксов. Вот такой каламбур получился. Ставь, Ботан, смайл без лишних раздумий. :)

Только Колтрейн киксовал специально, а не потому, что играть не умел. А мы? Мы боялись киксовать, мы избегали грязи, мы старались играть тщательно и опрятненько, академически целомудренно, как пионэры. Но ведь джаз – это не музыка. Джаз – это мировоззрение, это лайф стайл, это сама жизнь, а в ней невозможно без… Да чего там – иногда грязь необходима, без нее никак, и кровь нужна, и пот, и слезы с соплями…

…с зелеными, как вон у того психа. Эй ты, скорбный головою, у тебя из носа мозги вытекают! Быстрей запихивай обратно, пока последние не прое… пардон, не проморгал!

Умрешь с ними, с шизиками.

А вообще, жалко их. Я ведь желтый дом иначе представлял. Ну, изнутри. Я думал, тут больных в смирительных рубашках держат, санитары звероподобные со шприцами бегают. В каждой палате по Наполеону, или, как минимум, по Чубайсу. А оказалось – в дурке тихо, мирно, скучновато даже. И вообще, буйное отделение на четвертом этаже, а мы на третьем. Да и там, – сосед по палате рассказывал, – обычно тихо. Буйных транквилизаторами так пичкают, что они не то что дебоширить, имени своего не помнят.

И на нашем этаже не лучше. Я главврача спрашиваю: «А что это, док, в вашем слабоумном ведомстве народ какой-то неактивный?» А он мне знаешь что ответил? «В основном, – говорит, – у нас больные с диагнозом «эмоциональная тупость»!» Прикинь, дружище! Я подумал, что это прикол. Ну, типа, айболиты так шутят. Ан нет, оказывается – и вправду такой диагноз есть. И психи в большинстве не Наполеоны и не Бонапарты, а просто эмоционально тупые люди.

Я кричу: «Док, сюда нужно полгорода положить!» А он смеется.

Смешливый, однако.