Тигры

Тигрица снова обнюхала бамбуковые колья, которые пропахли человеком. Она различила среди других запах своего хозяина, которого особенно любила, и, нежно мурлыча, потерлась гибкой спиной о прутья клетки, к которым прикасалась знакомая рука.

Но вдруг ее мурлыканье оборвалось, она вздрогнула, крепкие лапы ее выпрямились, в расширенных зрачках засверкали темные искры…

Снова донесся до нее тот, совсем особенный запах, запах тигра-самца, пред которым уничтожалось все остальное.

— Это единственное средство, дружище, что поделаешь? Всевозможные обычные ловушки оказались бесполезными. Я в конце концов присоединился к мнению туземцев, что эти тигры, пожирающие людей, просто неуловимы. Ну, как вы объясните, что ему удалось уйти из западни, которую мы устроили в лощине?

— Очень просто. Она была недостаточно глубока. Нам следовало устроить на него охоту с загонщиками — вот и все.

— Но позвольте, вы не думаете о том, что говорите. Ведь эти джунгли — непроходимая чаща. В нашем распоряжении не имеется слонов. Загонщиков у нас слишком мало, чтобы их помощь была полезна. Так как же тогда? Разыскивать их в соседних округах? Но прежде чем они собрались бы, наш тигр успел бы растерзать еще немало жертв… Нет, верьте мне — мой способ самый лучший.

— Ну, а мне сомнительно, чтобы он имел успех.

— Почему?

— Во-первых, я никогда не слыхивал, чтобы им пользовались.

— Это еще не причина.

— А во-вторых, этот тигр, очевидно, старая, чрезвычайно хитрая бестия и будет остерегаться, можете быть уверены. И я буду очень удивлен, если ваша любимая тигрица завлечет его в западню, которую мы приготовили ему.

— А я совершенно уверен в этом. Вдумайтесь немного. Тигр, о котором мы говорим, не какой-нибудь старый отщепенец, терзающий людей по необходимости, какими они все делаются под старость, когда у них нет силы, чтобы вцепиться в кабана или броситься на лань. Он избрал себе новую пищу ради удовольствия, потому что как-то раз на него набросился туземец, которого он растерзал и съел, и с этого дня он пристрастился к человеческому мясу. Это и побуждает его бродить в нашем округе, где он без труда может находить свою любимую добычу. Но он не удалился от общества себе подобных, чтобы жить в уединении, как делают старые самцы. Его следы, раны, которые он наносит, показывают нам, что он в самой зрелой поре и, следовательно, не может быть равнодушен к зову Далилы.

— Что это за Далила еще такая?

— Да моя тигрица, кто же еще? Я дал ей это имя, потому что у нее такой ласковый и коварный вид, и это имя к ней очень идет. Этот зверь — олицетворенное лукавство и в то же время сама грация.

— Держу пари, что это имя надоумило вас испробовать этот способ.

— Вы угадали. Я вспомнил легенду о Самсоне, непобедимом герое, с которым силой нельзя было справиться. Вспомнил, что предательство женщины одно только одолело его, отдало его, беззащитного, в руки врагов. И тогда я подумал: почему у животных не может произойти то же, что у людей? Говорю вам серьезно, что тигрица приманит тигра и что это единственный способ поймать его.

— Чего же лучше. Это чрезвычайно интересует меня. Подождем до завтра. Увидим…

— Ну, вот. Слушайте хорошенько. Слышите?

Где-то далеко, в глубине джунглей среди тишины ночи раздалось протяжное жалобное мяуканье. Оно длилось с минуту и кончилось хриплым рычаньем, таким громким, что павлины, сидевшие на ближних деревьях, прокричали что-то в ответ… Затем все смолкло.

— Слышите, она зовет его, — сказал первый из-собеседников. — И он придет к ней, будьте уверены. Однако вернемся домой, нам здесь, нечего делать. Завтра нам необходимо быть там с ранней зари.

Оба человека вернулись в дом.

Далила — красавица тигрица совсем рассвирепела.

Час обеда давно миновал, и наступила ночь. Почему ее оставляют одну, покинутую среди всех опасностей, таящихся во мраке?

Она встала и нетерпеливо вертелась в клетке с глухим рычаньем. Зачем ее останавливают эти колья? Ей было бы так легко бежать, несколькими легкими прыжками вернуться в дом, который стоит вон там, за темным рядом отдаленных деревьев. Тигрица начала грызть бамбуковые колья, царапать их, выпустив кости и протянув лапы, и рычала яростным рычаньем, походящим на хриплый лай или сердитый кашель. Она размахивала хвостом, который свистел в воздухе точно хлыст, и вдруг, подобрав под себя лапы, присела, вытянулась, бросилась вперед с оглушительным грозным ревом и больно ударилась о непоколебимую стену своей тюрьмы.

Но вот она вдруг остановилась, посмотрела, прислушалась…

Что-то прыгнуло перед нею во мраке. Она увидела, как высокая трава заколыхалась, нагибаясь до самой земли и шурша смятыми стеблями. Это не человек, идущий к ней до траве, она сразу почуяла. Это животное, добыча, пробежавшая мимо клетки, — добыча, которой она никогда не едала, не видывала даже, и, однако, знакомая ей. Тигрице хотелось бы преследовать ее, ползя по ее следам подобно змее, схватить и разорвать ее…