TiHKAL

Мои показания должны были подтвердить, что я не давал ему этих марок. Я сделал это, не скрыв от суда и тот прискорбный факт, что мои экземпляры утеряны, но я не теряю надежды, что когда-нибудь они найдутся. Суду это было совершенно безразлично, но я говорил от чистого сердца и был очень рад вернуться домой и забыть все это дело.

За моим столом стоит целая батарея выдвижных ящиков, где я храню сообщения, письма и рукописи. Около двух лет назад мне понадобилось одно письмо и одна копия статьи, связанной с определенным видом грибов Psylocybe, но я никак не мог найти «грибной» ящик. Я знал, что переложил папку из одного ящика в другой, поскольку там скопилось слишком много материалов. Наконец я нашел ее на дне одного из ящиков; под ней была раскрытая прозрачная папочка, на которой значилось «Правит. корресп. по траве». Я открыл ее и обнаружил материалы своей более чем двадцатилетней переписки с FDA, BNDD, DEA и IRS. С радостным чувством человека, вернувшегося домой из дальних странствий, перелистывал я эти письма, запросы и копии чеков. Где-то в самом низу папки была фотокопия сорока с чем-то марок и бланк заказа на два фунта марихуаны. Мои поиски были почти завершены: в ящике остался только один листок. Я перевернул его и обнаружил неотправленный бланк заказа и четыре прекрасных марки госпошлины, все еще не отклеившиеся. Несколько минут я просто не мог сдвинуться с места. Потерянное нашлось, завершив тем самым захватывающий рассказ об ушедшей эпохе фармакологической и налоговой истории.

Я не знаю, сколько экземпляров этих марок еще находится в частных руках. Лично я видел в своей жизни пятьдесят одну, и четыре из них заняли теперь отдельный лист в моем альбоме. Но вполне возможно, что кроме меня, Смитсоновского института и архивов IRS, такие марки есть и у кого-нибудь еще.

ГЛАВА 8. ПИСЬМА ИЗ ЛЕНИНГРАДА

(Рассказывает Шура)

Нелишне напомнить, что в 1985 году Советский Союз оставался тоталитарным государством, и не было никаких признаков возможности нынешнего упадка центральной власти. Государство осуществляло полный контроль (и у меня есть основания считать, что с тех пор мало что изменилось) над человеком: над его передвижениями, высказываниями. Все средства связи и информации жестко контролировались правительством. К этому добавлялось патологическое недоверие к иностранцам, не так выраженное среди простых людей, но очевидное среди официальных лиц.

Когда я получил первое письмо из Ленинграда, меня больше всего поразил его внешний вид. Мое имя и адрес — с ними было все в порядке; имя отправителя, судя по обратному адресу — Анатолий Жоборов, и он, по словам одного моего русского друга, жил в довольно фешенебельном районе Ленинграда. На этом нормальное оформление конверта кончалось. Прежде всего бросалась в глаза яркая красная надпись на обороте конверта. Слова были написаны из угла в угол и образовывали андреевский крест. Надпись гласила: «Боже, помилуй меня, грешного» и «Да будет мир во всем мире!» Я внимательно осмотрел конверт, и даже моему неопытному глазу стало ясно, что конверт вскрывали. Были видны следы клея, использовавшегося, чтобы запечатать конверт снова, причем он был заклеен неровно, так, что часть красной надписи оказалась закрыта.

Я аккуратно вскрыл конверт при помощи острого ножа, стараясь не повредить письмо. Письмо было написано на английском, буквы стояли отдельно друг от друга, с небольшим наклоном. Все письмо было посвящено наркотикам. В нем была собрана информация о распространенности, методах производства и употребления опиума и морфия (героин не упоминался), амфетамина (метамфетамин не упоминался), РСР, мескалина и гашиша. Сообщались цены, города производства, а также сведения о популярности каждого наркотика. И все это из Советского Союза, где, если верить официальной пропаганде, проблемы наркотиков не существует!

Прилагаемые комментарии содержали более подробную информацию. Методы синтеза, химические формулы веществ были написаны человеком явно с высшим химическим образованием. В конце письма Анатолий просил поддерживать обмен информацией. Я терялся в догадках, кем мог быть отправитель такого письма. В продолжение переписки он так и не рассказал о себе, поэтому все, что мне удалось узнать: первое — он отлично разбирается в некоторых препаратах, второе — он хорошо владеет английским, третье — он, скорее всего, русский (пропускает артикли, пишет маленькую русскую букву «г» с точкой перед датой), и последнее — у него полностью отсутствует чувство самосохранения. Писать о таких вещах и так «украшать» конверт!