ТИК

Я проснулся одновременно от холода, неудобного положения и какого-то шевеления поблизости. Повернул голову, отозвавшуюся на это толчком боли, — сонный Славка дергал желтый вентиль подачи газа, регулируя хотя и автоматический вроде, но раздолбанный котел, тихо матерясь и перебегая время от времени к ГРП. Я кое-как перевернулся на другой бок, пытаясь унять дрожь, — и понял, что от холода надулся мочевой пузырь. Откинул куртку, которой накрывался, спустил ноги, сел. Башка болела нехило. И жутко было даже подумать — выползать на двадцати-с-хреном-градусный мороз…

Наконец я поднялся, накинул куртку, подковылял к раковине, забившейся под синий водяной бак-ящик. Сморкнулся в нее, отразился каким-то монстром в грязноватом зеркале с отслаивающейся амальгамой. Нечетко так…

Ладно, с богом. Я запахнулся, налег на дверь — и нырнул в ледяную темень, античеловеческую, как заатмосферный вакуум. Бегом побежал по проходу, споткнувшись о лом и чуть не навернувшись. Можно было, конечно, не удаляться — но слева за углом имелся теплый сортир: оно того стоило.

Обстоятельно отлив, я погасил в туалете свет, открыл дверь и начал уже движение — бежать обратно — когда уловил звук. Я поставил ногу на порог и прислушался. Так и есть: кто-то скрипел снегом. По проходу. Славутич, подумал естественным образом я — и тут всхрапнула, скребя о порог, перекошенная дверь котельной.

Разумеется, ничего это не значило — мало ли зачем мог Длинный выскочить и вернуться. Но бежать никуда я не стал, а пошел к углу не спеша и стараясь особо не хрустеть. Выглянул за угол. Ничего. Двинул к котельной.

Я был в шагах семи-восьми от двери — когда та с хрипом открылась навстречу. Мы с выходящим замерли — вряд ли больше, чем на полторы секунды. Лица его я не видел — только освещенный сзади силуэт — и понял лишь, что передо мной не Славка.

Не могу сказать, кто из нас сорвался с места первым, а кто среагировал на это движение — скорее всего, мы втопили одновременно: я назад, он — за мной.

Вылетев из прохода, я рванул направо — бездумно, но точно (слева-то был тупик), потом вдоль боксов. ЭТОТ ухал и топотал, казалось, всего в шаге — вот-вот схватит; бежал он ненормально, неправдоподобно быстро — как профессиональный спортсмен, как преследователь в кошмаре… Я понял, что двор мне не пересечь, не успеть — и едва слева кончились боксы, я шарахнулся туда: наудачу — я даже не знал толком, что там находится, никогда специально не обращал внимания…

Там была еще какая-то площадка, чем-то заставленная (я несся на отдельно взятый грузовой прицеп), практически не освещенная… По плечу шваркнуло — ЭТОТ дотянулся — я вильнул в сторону, его рука сорвалась, не успев ухватить куртку. Я кинулся на землю, на снег — все так же рефлекторно — перекатился боком под прицеп, что-то больно задев коленкой. Сзади коротко выдохнули матом — ЭТОТ помешкал секунду и тоже упал на четвереньки. Я прополз на животе под днищем прицепа, приложившись впопыхах об него затылком… почувствовал, что меня схватили за ногу, освободил ее судорожным рывком, вскочил. ЭТОТ лез следом — был уже наполовину, по пояс, снаружи. Правой ногой я врезал ему в лицо. Я бил сильно, не жалея, тяжелым ботинком — но он тут же, ни мгновения не помедлив, втянулся обратно, я едва успел добавить каблуком куда-то по лбу, и то смазанно…

Я сразу побежал дальше — здесь был свет (фонарь над крыльцом черного хода в торце корпуса, примыкающего к высотному): виднелись глухие ворота нескольких боксов, глухая стена с грудой лома под ней, какой-то одноэтажный барак о полутора окошках, чернота за его углом… Я кинулся в эту черноту — и оказался в очередном заснеженном непроглядном тупике, упирающемся все в ту же высокую каменную стену. Отсюда деваться было уже совсем некуда. Позади молотили шаги, нагоняли.

В торце барака я разглядел только одно забитое фанерой низкое окно. Ударил изо всей силы локтем — раз, другой. Фанера отходила без особого сопротивления. Вышибив широкий лист, я схватился за подоконник, немедленно распоров ладонь о гвоздь, подтянулся, перевалился внутрь, рухнул в какой-то мусор. Тут темень была уже абсолютно непроглядная — я пошел вслепую, выставив руки. Под подошвами хрустело — судя по гулкости звука, помещение было немаленькое.

Раздался шум сзади — обернувшись, я уловил движение на фоне едва различимого окна: ЭТОТ лез ко мне. Я остановился, стараясь дышать потише. Он, спрыгнув на пол и отскочив от окна, замер тоже. Мы стояли, не шевелясь, прислушиваясь… долго… с полминуты… минуту… еще… Я был слишком на нервах, чтобы пытаться даже приблизительно определить время.

Долго.

Дыхание понемногу выравнивалось. Разгоралась распоротая ладонь — я тихонько слизывал кровь, которая все текла и текла. Глаза к темноте ни хрена не привыкали — никакой им здесь не находилось подмоги, даже самого минимального света… И стоял уличный мороз — я уже чувствовал, что меня начинает колотить. Не шевелиться было все труднее.