Тихая гавань

Лейтенант был рад полученному заданию, так как возня с расследованием, которая не привела пока ни к какому результату, ему порядком надоела. Он предпочел бы вообще в это не ввязываться, но приказы начальства не обсуждались. Так что проверка дальнего хутора показалась ему чем-то вроде кратковременного отпуска. В таких мероприятиях не надо было слишком напрягать мозг: действуй по инструкции, да соблюдай осторожность. Не надо ломать голову, вычисляя таинственного убийцу. Увидел человека с оружием — пытаешься его арестовать, сопротивляется — убиваешь или арестовываешь. Все просто.

Выехали они очень рано, отчего вид у солдат и полицаев был заспанный. Он лично проверил каждого: нет ли пьяных или чересчур много употребивших накануне, но бойцы его группы знали, что он не потерпит пьянства перед операцией, поэтому благоразумно отказались от выпивки. Барт справедливо рассуждал, что алкоголь притупляет бдительность, уменьшает работоспособность и вообще плохо влияет на выполнение поставленных задач, даже если эти задачи простые. Все члены группы уже не в первый раз ездили на такие задания под его командованием, поэтому лишних вопросов не возникло. Даже Шмультке, пользовавшийся поблажками, дышал ровно и спокойно.

-Герр Барт, разрешите вопрос?

-Конечно.

- А вы почему не едете домой в отпуск? Я тут прикинул, что вы уже месяца три как пропустили.

- Из-за чертова расследования. Мне поставили условие — ловим убийц, иду в отпуск.

- Сурово. Ну, как продвигается дело, спрашивать не буду.

-Ты и так знаешь, как продвигается. Плохо продвигается. Паршиво.

Дорога была пустынной: для крестьян из окрестных поселений слишком рано выезжать, они пока возятся со скотиной, для торговцев из города тоже. Барт вспомнил о дочках и погрузился в сладкие, а оттого немного грустные воспоминания. Шмультке, видя настроение своего командира, не стал продолжать, хотя ему явно было скучно: дорога пустынна и до одури знакома. Они ехали замыкающим автомобилем.

До хутора добрались за два с половиной часа, за это время крестьяне начали выбираться из своих сел, и им иногда встречались телеги и брички. Когда выезжали из города, то солнце только поднималось, а теперь оно полностью завладело небом: ни одного облачка, а это означало жаркий летний день.

Барт сказал Шмультке, чтобы он остановился. Лейтенант вышел из машины размять ноги и помочиться на обочине. Грузовики с его солдатами остановились впереди. Он подтянул ремень и посмотрел на часы: восемь утра. Судя по указателю на деревянном крашеном столбе, до хутора три километра. Через пару сотен метров дорога пойдет с уклоном, об этом говорила карта.

- Позови мне ефрейтора и старшину, - попросил он Шмультке, и водитель побежал к грузовикам. Вернулся он в сопровождении немецкого ефрейтора и поляка.

- Кто-то из вас уже здесь был?

- Да, герр лейтенант, - ответил по-немецки старшина. Вполне сносно. Звали его Стефан, ему было около пятидесяти лет, роста он был небольшого, но очень крепкий , сбитый, при Советах был осужден за разбойное нападение на почтальонов. Решил вернуть деньги за отобранную скотину, которую коммунисты определили в колхоз. Единственный из полицаев, кого взяли с такой судимостью. Барт иногда благодарил судьбу, что попал именно сюда, а не восточнее, так как в белоруссии и Украине в полицаи набирали откровенно уголовный сброд. Стефана предшественник Зайберта пропустил из-за идеологической подоплеки нападения: мужик просто противился коммунистам. За два года в этом городе Барт немного начал понимать польский язык, но цели говорить на нем не ставил, так как после окончания войны эти земли войдут в состав Рейха, и уже местным придется изучать его родной язык. В принципе и сейчас разговорный немецкий для населения был несомненным плюсом, так что он решил не напрягаться с изучением варварского диалекта, однако вольно-невольно запоминал общеупотребительные слова и фразы. Но старшина вполне сносно говорил на его языке, не Доброжельский, конечно, но разборчиво и четко, хотя немного медленно.

- Богатый хутор. Пасечники, и два больших пруда. Плюс выпас хороший, так что грех им тут жаловаться. Мужичков, конечно, маловато осталось, но хозяйство отлажено, так что не бедствуют, а медок сейчас ой как дорог.

- Возможно сопротивление?

- Вряд ли, - немного напрягся полицай, - если только пришлые, - у них на весь хутор пятеро мужиков было с «бронью», еще десять дедов, крепкие, но старые и мальчишек двое.

- Так мало детей? - удивился Барт, привыкший к огромным крестьянским семьям.

- Здесь, да. Мало. Они их в город обычно отправляют, на учебу. Зажиточные, могут позволить.

Стефан рассказывал это без тени зависти: когда-то и он был таким, но пришли большевики, отобрали все, что он строил и копил долгими годами упорного и честного труда. И он пошел забирать свое с обрезом в руках, его схватили, хотели судить, но пришли немцы, и его отпустили. Барт на секунду представил, каково лишиться всего, что строил долгие годы жизни, и эта мысль повергла его в уныние.

- По вашим словам все выходит так, что мы быстро проверим хутор и спокойно вернемся?