Тихая комната

— Никаких «но»! Я сейчас приеду. Под рев сирены Стритер домчался до восемнадцатого участка. Он взбежал по ступеням и, задыхаясь, пронесся по коридорам. Добравшись до второго этажа, он почувствовал, что совсем взмок. Стритер заставил себя непринужденной поступью пересечь помещение, приютившее следственный отдел, и выйти в короткий коридор, который вел к «тихой комнате» — крошечной звуконепроницаемой камере, куда иногда сажали буянов и плакс, чтобы те малость угомонились. Она была обустроена вовсе не как камера пыток, просто люди в дежурке хотели покоя и тишины. Но именно камерой пыток служила «тихая комната» Стритеру и Солли Крейтон, причем довольно часто.

Стритер остановился у двери в коридор и нацедил стакан воды из охладителя. Где эта чертова баба? Ей полагается сидеть здесь и убивать время. Она еще не знает, что задержанная повесилась. Сержант огляделся. В комнате сидели только двое следователей, и оба возились с бумагами. В кресле дремал какой-то парень в майке и джинсах, его рука была прикована к подлокотнику. За спиной Стритера послышались шаги и голос Солли:

— Слава богу, ты здесь. Сержант обернулся. Лицо Солли посерело и лоснилось от пота.

— Где тебя носило? — спросил он.

— В сортире была. У меня вдруг началось расстройство желудка.

— Оно и немудрено. Ладно, пошли, покончим с этим делом.

Он зашагал по коридору к «тихой комнате» и отодвинул тяжелый засов. «Проклятая маленькая потаскушка, — думал сержант. — Вообразила себя крутой девицей… Что ж, сама напросилась. За что боролась, на то и напоролась».

Стритер распахнул дверь и поднял глаза. Тело висевшей на трубе девушке слегка покачивалось. Несколько дюймов в одну сторону, потом в другую. Еле-еле. Он почувствовал, как пол уходит из-под ног. В желудке вдруг вырос шершавый блевотный ком, колени подломились. Стритер сделал шаг вперед, потом еще один. Глаза затуманились, и ему пришлось напрячь их, но это не помогло, и тогда Стритер потер веки рукавом. Висевшее на чулке тело на миг обрело ужасающую четкость очертаний. Даже мертвое, оно сохранило грацию и изящество, которыми Стритер любовался несколько часов назад, когда его дочь убирала со стола после обеда. Но вот лицо, это страшное распухшее лицо…

— Джинни… — прошептал он. — Джинни, Джинни…