"Тихая" Одесса

Алексей с Галиной отправились на вокзал. Микоша проводил их до Канатной. Дальше они пошли вдвоем, Галина чуть впереди, с маленьким узелком на руке, Алексей сзади, с тяжелым «Ундервудом» за плечами.

На перрон им удалось попасть задолго до посадки, но там уже было полно народу. Беженцы из голодных районов, многосемейные молдаване в высоких меховых колпаках, демобилизованные красноармейцы. Толпа гомонила на разных языках, ругалась; плакали дети. Редкие фонари освещали их скудным сумеречным светом.

Когда подали состав на Тирасполь, сразу же возникла давка. Люди ринулись к вагонам. В воздухе над головами поплыли корзины и сундуки. В пробках, образовавшихся у каждой двери, жалобно закричали полузадушенные ребятишки. А из вокзального здания подваливали все новые партии желающих попасть на поезд.

Подхваченный людским потоком, Алексей скоро очутился у двери одного из вагонов, но тут заметил, что Галины возле него нет. Он завертелся на месте, ища ее. На него напирали, крыли матом, отталкивали в сторону и в конце концов совсем выпихнули из толпы.

Галина стояла под фонарем и сердито смотрела на кишевшую перед ней людскую массу. Алексей чуть не задохнулся от злости.

— Чего встали?! — заорал он. — Думаете вы ехать или нет?

— Не кричите! — сказала она запальчиво — Не видите, что творится? Пусть немного схлынет.

— Дождетесь, как же! В первый раз, что ли?..

Про себя он подумал: «Ишь буржуйка, вагон ей отдельный подавай!»

— Пойдемте! — Он схватил ее за рукав и потащил вдоль состава.

О том, чтобы снова пробиться к двери, нечего было думать. Будь Алексей один, он отлично доехал бы на крыше вагона, так делали многие. С Галиной об этом не могло быть и речи. Куда ей! Немощь кисейная!..

В окне одного из вагонов Алексей разглядел молодого парня в буденовке. Тот уже устроился в купе и теперь, свесившись с верхней полки, с интересом глазел на бушующую у вагона толпу. Алексей стал жестами объяснять ему, чтобы тот открыл окно, а он, мол, подсадит к нему девушку. Парень понял, весело закивал и, соскочив с полки, опустил стекло:

— Давай ее сюда!

Алексей положил мешок на землю и приказал Гадине:

— Лезьте!

— Вы с ума сошли!..

— Лезьте, вам говорят!

Не слушая возражений, он подхватил свою спутницу за талию и поднял к окну. Там ее принял парень в буденовке. Ноги Галины беспомощно мелькнули в воздухе и исчезли в вагоне.

— Возьми багаж!

— Ого! Хорошо приданое! — сказал парень, беря у него мешок. — Тепленькое… Стой, а ты куда?..

Алексей подпрыгнул и, подтянувшись на руках, лег животом на оконную раму. Снизу кто-то схватил его за ногу, он отлягнулся и влез в купе.

— Спасибо, друг, — сказал красноармейцу, — все в порядке!

— Э-э, — разочарованно протянул тот, — какой уж порядок, я думал, она одна!

— Ничего, парень, сватайся, я не помешаю, — успокоил его Алексей. — Можешь даже полку ей уступить!

— А ты, я гляжу, ушлый! — сказал парень и полез на свое место.

Галина уже сидела в углу у окна. Даже в сумраке вагона было видно, какое у нее злое покрасневшее лицо.

Алексей запихнул мешок под скамью и втиснулся напротив нее между стеной и пожилым крестьянином в постолах и солдатской гимнастерке.

— Теперь едем! — Сказал он, довольный, что все так благополучно устроилось.

Вагон быстро наполнился до отказа. В проходах выросли горы всевозможного скарба. Люди сидели на полу, на вещах, стояли в тамбуре. Погромыхивала крыша: на ней тоже размещались пассажиры.

Медленно, точно через силу, обросший людьми поезд тронулся с места. В вагоне поднялась возня, ругань, и проходах сооружали из корзин лежаки.

— Ничего, умнемся, — заметил парень в буденовке, — ежели косточка в косточку, так еще столько же уместится. Эй, тетка, — сказал он женщине-крестьянке, ехавшей с двумя детьми, — давай сюда твоих огольцов, нехай с удобствами едут.

И действительно, умялись. Детишек распихали по полкам, вещи затолкали под лавки. Стало немного просторнее. Тем, что на крыше, приходилось куда хуже: их обдувало дымом, осыпало искрами из паровозной трубы. Теснившиеся в вагонах пассажиры справедливо считали, что им еще очень повезло.

Поползли медленные дорожные разговоры. Парень в буденовке угостил Алексея махоркой и рассказал, что едет после демобилизации домой, в Парканы. Он был весел и болтлив — один такой на все купе: в конце пути его ждала встреча с матерью и родными местами, которых он не видел добрых три года. Старик молдаванин с семьей из пяти человек возвращался на родину, в Карагаш. Восемь лет он батрачил в немецкой экономии близ Одессы. Во время контрреволюционного мятежа немцев-колонистов убили его старшего сына и сожгли хату… Пожилой крестьянин, сосед Алексея, оказался председателем комбеда из какого-то села на Днестре. Он ездил в Одессу хоронить умершую от тифа сестру. Женщина-крестьянка была беженкой с голодающего Поволжья. Она рассказывала сидевшей рядом с ней Галине:

— …Картофель уродился с горошину, овес начисто высох, просо одна шелуха. Желуди ели, липовую кору толкли… Двух ребят схоронила. Как эти живы, один бог знает… Сама-то еле ходила… — И она показывала толстые, опухшие в лодыжках ноги.