"Тихая" Одесса

Отец ее, тихий и болезненный человек, служил в городской управе и даже имел какой-то низший гражданский чин. Доходы семьи были самые скромные, но их, впрочем, хватало на то, чтобы дать детям образование. Старший брат Галины Юрий учился на юриста в Киевском университете, сама Галина — в гимназии. Характером они вышли ни в мать ни в отца…

Юрия два раза исключали из университета за участие в студенческих «беспорядках». Старику Литвиненко приходилось ездить в Киев и обивать пороги у большого начальства. Снисходя к просьбам старого чиновника, Юрия восстанавливали, но он не утихомиривался. Отец знал: мальчишка увлекается нелегальщиной. Каждый день можно было ждать исключения, ареста, а то и чего похуже

В воздухе пахло революцией. Гимназисты читали Плеханова. Среди многочисленных поклонников Галины были такие, которые мечтали о «жертвенности во имя свободы». Один даже писал стихи о тех, кто в «кромешном и пагубном мраке готовят сияющий взрыв».

Юрий был именно таким: он готовил сияющий взрыв. И в глазах Галины брат был героем.

Когда он приезжал в Харьков, высокий, с пышной шевелюрой, с карими бархатистыми, как у Галины, глазами, в него без удержу влюблялись ее гимназические подруги, а поклонники разговаривали с ним неестественными, «солидными» голосами и исключительно полунамеками. Юрий посмеивался и говорил сестре:

— Ты их поменьше води сюда: натреплются до беды.

Он доверял ей. Давал читать нелегальные книжки, которые хранил в специально сооруженном тайнике на кухне, терпеливо растолковывал, если что было непонятно. С его приездом в доме возникала тревожная и волнующая атмосфера опасности и тайны. Галина уже тогда постигла основные законы конспирации, не подозревая, конечно, что со временем они надолго станут законами ее жизни, В черной папке для нот она разносила по адресам отпечатанные на стеклографе прокламации. Кивая, находчивая, умеющая молчать, когда нужно, — такой она была еще в отрочестве.

Почти год после начала революции Юрий где-то пропадал, от него не было никаких известий. Когда он затем объявился в Харькове, его не узнали: кубанка, портупея, наган. Отец спросил его:

— Могу я наконец услышать, какой политической ориентации придерживается мой сын?

— Я, папа, большевик, — сказал Юрий.

Отец схватился за голову:

— Ты сошел с ума! Разве мало других партий: социкалисты-революционеры, конституционные демократы… Ты не мог выбрать что-нибудь более приличествующее человеку с образованием?

— Приличней не нашел, — усмехнулся Юрий.

— А ты искал? С ума можно сойти: мой сын — большевик! Мне же теперь люди руки не подадут!

— Смотря какие люди.

— Интеллигентные! Господин Шпак, доктор Коробов!

— А, эти, возможно…

Вскоре Юрия назначили политкомиссаром района. И странное дело: люди, как и раньше, подавали руку старому Литвиненко. Доктор Коробов даже заявил ему

— Если большевики, Сергей Федорович, похожи на вашего Юрку, то еще не так скверно!

И одна эта фраза совершила переворот в душе бывшего чиновника городской управы. Сын много вырос в его глазах, а партия, к которой он принадлежал, обрела право на существование. Даже узнав, что под влиянием брата Галина вступила в создававшуюся в городе ячейку Коммунистического Интернационала Молодежи, он не стал возражать, а только проворчал:

— И девчонку совратили. Сумасшедшее время!..

Для Галины наступили удивительные дни, пожалуй, лучшие в ее жизни. Она устроилась работать в типографию на должность корректорского подчитчика. Из гимназии ушла, да и частная женская гимназия скоро закрылась. У новых друзей по ячейке не было ничего общего с ее прежним окружением. Они мечтали о мировой революции, о светлых городах, построенных для всех, о «царстве социализма», и мечты эти были реальны, потому что люди, окружавшие теперь Галину, были простыми, без затей, людьми, знавшими почем фунт лиха. Здесь она не имела поклонников, здесь были товарищи. Они не рассуждали о «жертвенности во имя свободы». Никто не думал «жертвовать», все чего-то хотели от жизни, предъявляли ей простые и высокие требования. И каждый был готов отстаивать эти требования, не помышляя о смерти, но постоянно готовый к ней. Галина жила как в хорошем сне, жадно проникаясь новизной этих отношений и восторженной верой в революцию. Было много митингов, были бессонные ночи в дружине самообороны, была агитационная бригада, в которой Галина пользовалась популярностью как чтец-декламатор и исполнительница украинских песен под гитару…

А потом все это оборвалось грубо и сразу.

Город заняли петлюровцы.

Юрий ушел с Красной Армией. Родители эвакуироваться не могли: у матери начался тяжелый сердечный приступ. Галина не решилась оставить их…

Гайдамаков привел колбасник, по фамилии Малушко. Месяц назад он был арестован районным политкомиссаром Литвиненко за злостную спекуляцию. Красные не успели вовремя расстрелять его. Теперь Малушко сводил счеты.

Это был звериной силы человек с багровым отечным лицом и водянистыми выцветшими глазами алкоголика. Гайдамаками командовал бородатый одноглазый хорунжий, от которого горько разило сивушным перегаром и лошадиным потом.