Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет

«Что значит быть сильным?» – думал Генка, подходя к своему дому. Разве человек чувствует свою силу, только когда унижает другого человека?

Он бил Сережку, чтобы показать: он сильнее его. А Сережа сильный! Он не бежал, не просил пощады, не лебезил, как Шамиль перед Серым.

Генка поднял голову. На четвертом этаже в глубине соседнего двора горела настольная лампа в Сережкином окне.

Он поднялся на четвертый этаж. Постоял у двери с белой кнопкой звонка. И решился.

– Кто там?

– Открой, Сереж, это я. Дверь приоткрылась.

– Ты что? Поздно уже.

– Ты извини, Сереж. Тут такое дело, мне с тобой поговорить надо… Важно это очень.

– Ну, проходи тогда. Только потихоньку. Спят уж все!..

«НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА» ПРЕСТУПНОСТИ

В уголовный розыск приходит много писем от преступников, отбывающих наказание, и не меньше писем – от тех, кто наказание уже отбыл и вот начинает новую жизнь.

Для чего пишут нам?

Так или иначе этот вопрос возникает всякий раз, когда берешь со стола письмо, написанное незнакомым почерком.

Человек раздумывает над своей судьбой. Человеку необходимо поделиться, сформулировать свои мысли, сопоставить свое мнение с мнением другого человека: прав ли он, сказать, что он понял то, чего раньше не понимал.

Бывает, пишут и для того, чтобы ввести в заблуждение, напустить туману, оправдаться, вызвать к себе сочувствие.

У меня в руках письмо–исповедь молодого преступника. Начинает он довольно решительно:

«Я уроженец города Перми. Родился и рос в хорошей семье. Отец мой рабочий, а мать – санитарка.

Вся моя трагедия в том, что с детства я не нашел общего языка с родителями. Может быть, я неправильно выражаюсь, но мы были чужими. И улица прельщала меня больше, чем семья. С раннего возраста я считался трудновоспитуемым. Но никто не смог найти во мне той струны, которая могла бы заиграть. Я шатался по улицам. Рано познакомился со вкусом вина и дымом сигарет. Я был щенок, но мне нравилась волчья жизнь. Да и вся наша компания состояла из щенков. Мы показывали зубы, чтобы нас боялись. А люди и наши сверстники, видя клыки, принимали нас за волков. Вместо того чтобы цыкнуть, они уходили в сторону, чтобы, не дай бог, не покусали.

Но надо было принимать меры. И детская комната милиции закрепила за мной «шефа».

Я чувствовал себя героем среди сверстников. Вот я какой! За мной шефа закрепили. Значит, я действительно для кого–то опасный. А время шло. Я жил интересами улицы, родителями своими не понимаемый. За мои проделки отец учил меня ремнем. Я озлобился на родителей. Затем, чтобы не попасться на очередную порку, я перестал приходить домой. Шатался по улицам, питался чем придется и ночевал где попало.

Были люди, которые хотели понять меня и заняться мною, но я был слишком озлоблен и разочарован в людях. Их слова и поступки были слишком противоречивы. Я видел это, но не мог понять, отчего это происходит. С двенадцати лет стал частым посетителем детской комнаты милиции. А в тринадцать уже был замешан в преступлении, но друзья «отшили» меня. Вскоре опять кража, ради химреактивов, которые мы не могли нигде достать. А нам они были нужны. Мы в то время увлекались ракетостроением. Собрали немного денег и хотели купить компоненты ракетного горючего, но в магазине за наличные не продавали. И мы стали воровать их в школах. Заодно брали все, что попадется. Нас поймали. Была комиссия по делам несовершеннолетних. Мне дали год условно. А двоих моих «подельников» отправили в детскую воспитательную колонию. Через некоторое время задерживают в типографии, где я пытался украсть бумагу для оклеивания голубятни. И снова мое дело в комиссии. На этот раз я знаю, что меня ждет ДВК.[1] Родители нашли выход – отправили меня к тетке в Молдавию. Там я бросаю школу, теряю деньги, заработанные мною в совхозе, и, чтобы не ругаться больше с теткой, ухожу от нее.

Опять бродяжничество и тоска по дому. Отчаявшись, иду в милицию и рассказываю обо всем. Меня направляют в детприемник, а оттуда к родителям.

Встречаюсь со старыми друзьями, и опять кражи. Поступаю в ГПТУ, но через неделю меня выгоняют, так как, получив первую стипендию, устроил массовую пьянку. Шатаюсь. Звонок из горисполкома, и меня вновь возвращают в училище. А я уже пью систематически, но дома об этом не знают.

А 4 января случилось то, что должно было произойти при таком времяпрепровождении. С ребятами на краденые деньги пьянствую.

В полубессознательном состоянии устраиваем круиз по городу. Избили девушек. И в этот вечер убили очень хорошего, нужного обществу человека.

Анализируя события тех дней, я понял, что не мог бы убить человека. А у меня была такая возможность. В руке у меня был нож, но я ударил его гитарой.