Тихая война

— Вы должны понять, — сказал мне, видя мое нетерпение, один из руководителей, проверявший ход моей подготовки, — что в настоящее время австрийские власти просто сажают в тюрьму всех подряд, кому удается бежать к ним через венгерскую границу. Только после длительного дознания и всесторонней проверки они выпускают беглецов на свободу. Такой порядок установлен недавно и долго не продержится. Дело в том, что у них еще не сложился механизм проверки. А нам нежелательно, чтобы вы начинали свой путь на Западе с тюрьмы. Одно дело, если человек начинает создавать себе политический авторитет, будучи свободным, и совсем другое, если его выпускают из тюрьмы после долгого и нудного расследования. Одним словом, придется еще подождать…

Мой собеседник умолк и долго хранил молчание. Казалось, он взвешивает на незримых весах, стоит ли ограничиться сказанным или надо добавить еще что-нибудь. Наконец он решился и заговорил:

— Мне докладывали, что вы весьма преуспеваете во всех видах подготовки. Однако в этой профессии всегда есть чему поучиться. Знать и уметь чуть больше того, что кажется достаточным, никогда не лишне. В критический момент это иногда может спасти жизнь.

Он снова сделал длинную паузу, обдумывая, что сказать. Его слова я помню и сегодня, они прозвучали как некая программа всей моей последующей деятельности.

— Разведчик приносит пользу делу только в том случае, если он жив. Никогда не забывайте, что мы ждем вас на родине с успехом и, главное, в полном здравии и благополучии. Ждем как товарища, как единомышленника. Все зависит только от вас. Будьте осторожны, берегите себя.

Обо всех подробностях моей подготовки невозможно рассказать. Мне пришлось самым тщательным образом изучить и «проиграть на моделях» все способы и методы проверки, которые потом могли быть применены ко мне на Западе. Надо было учитывать, что политический эмигрант такого высокого ранга, каким был я, Миклош Сабо, бывший депутат парламента и доверенное лицо Ференца Надя в аппарате партии, давно уже не переходил границу, отделяющую Венгрию от так называемого «свободного мира».

Я должен был научиться распознавать людей, наблюдающих за мной, независимо от того, выполнялось наблюдение человеком или техническим устройством. Особенно много внимания уделялось моему поведению в различных ситуациях. Так, если, находясь под наблюдением, мне нужно было неприметно повести за собой «хвост», чтобы таким способом убедить противника в моей полной благонадежности, добропорядочности и наивной чистоте, мое поведение должно было резко отличаться от случая, когда я должен был исчезнуть, ловко уйдя от слежки и заставив моих преследователей пенять на невезение либо на собственную нерасторопность. Опять-таки по-другому нужно было вести себя в провокационной ситуации, когда вражеская контрразведка ставила мне капкан. Должен сказать, что «проигрывание моделей» различных ситуаций принесло мне огромную пользу.

Особенно внимательно приходилось следить за тем, чтобы в любой обстановке не обнаружить свою профессиональную подготовку и навыки разведчика, ибо это было бы равнозначно провалу. В определенном смысле я походил на тех краснокожих индейцев, которые либо оставляли на тропе свои следы так, чтобы запутать и сбить с толку врагов, либо уничтожали их нарочито неумело, чтобы опытный глаз вражеского следопыта не смог бы разглядеть в этой маскировке опытной руки профессионала, каким был он сам.

Положение затруднялось тем, что в отличие от индейцев Фенимора Купера я жил в современном большом городе, где автомобили, одежда, головные уборы людей и многие другие атрибуты повседневной жизни были слишком однообразны. Нелегко было в безликой толпе отличать одного шпика от другого с тем, чтобы скрыться из поля зрения. Их же положение облегчалось именно этим обстоятельством.

Признаюсь, самым трудным было для меня постоянно проявлять бдительность. Быть все время начеку, сознавать, что ты находишься под наблюдением днем и ночью, — задача отнюдь не из легких. Иной раз казалось — не выдержу, не сумею… Очутившись перед проходным двором, я судорожно застывал на месте. Все во мне кричало: «Беги, скройся! Скорее через двор, в подворотню, бегом до переулка, дальше за угол. Смешайся с толпой, исчезни! Чего же ты ждешь?..» Усилием воли я преодолевал в себе этот приступ страха. Минута, другая, еще несколько шагов — и я снова брал себя в руки. Трезвый рассудок и самодисциплина одерживали верх над инстинктом самосохранения. И я снова ясно отдавал себе отчет в том, что стоило мне поддаться чисто животному страху, и это неминуемо привело бы меня к гибели, ведь подобное бегство было бы тотчас понято и раскрыто, а я таким образом сам выдал бы врагам свою тайну.

Но все это еще ждало меня впереди, а пока я готовился и тренировался. Так прошел почти год.

Наступил сентябрь 1955 года. Однажды Карчи начал наше очередное занятие словами:

— Сегодня ты вновь увидишься с шефом. Скоро будем прощаться…